Итак, эти два факта — записка и дискета.
Записка недвусмысленно указывает на четыре дома, а дискета…
Дискета предполагает наличие компьютера. У кого в деревне есть компьютер? У
Надежды, но про это никто не знает. Из тех четырех домов компьютер может быть
только в каменном замке. Телевизионная суперантенна у них на крыше торчит, так
почему бы не быть компьютеру?
— М-да, — сказала Надежда вслух, — как не
противно, но придется пообщаться с тетей Шурой. У ненависти глаза открыты,
возможно, она что-то видела.
Легко сказать — пообщаться. А как это сделать? Тетя Шура не
тот человек, с кем можно просто так, за здорово живешь пообщаться.
В гости к ней никто не ходит. Во-первых, она не приглашает —
комплексует по поводу бани.
А с другой стороны, никому не хочется слушать ее бесконечные
жалобы на соседей. В деревне люди всякие есть, кто с соседями дружно живет, кто
лается много лет, но тетя Шура про своих уж больно много наговаривает.
Свихнулась она маленько на этой почве. Где же можно случайно с ней столкнуться?
Магазина у них в деревне нет, колодец у каждого свой… Молоко!
В деревне три коровы, одна — у Надеждиной знакомой бабушки
Мани, две других — у соседок, лютых врагинь. Живут напротив, обе — Нины, коровы
у них родные сестры. Ненавидят друг друга по-страшному, никто уже не помнит, за
что. И главное, если бы клиентов друг от друга отбивали, так нет — коров мало,
за молоком люди летом в очередь.
Но самое лучшее молоко по праву считается у бабы Мани,
покупатели у нее постоянные, всегда довольны. Надеждина мать тоже брала у бабы
Мани, кот Бейсик ее молоко очень уважал. И тетю Шуру баба Маня привечала, хотя
и давала ей молоко в неудобное время — с дневной дойки, в два часа. Ладно,
решила Надежда, пойдем в два часа.
Пора было выбросить из головы посторонние мысли и
сосредоточиться на сельском хозяйстве, не говоря уже о работе на компьютере.
Работа в огороде хороша тем, что голова остается свободной.
И в голове у Надежды неотступно стучала мысль: кто же мог убить неизвестного
мужчину, выдававшего себя за грибника. Если злоумышленники хотели скрыть труп,
то зачем было оставлять его на поляне?
А с другой стороны, раз человек выдавал себя за грибника, то
приехал он на первой электричке. Очевидно, ехать на последней он побоялся: в
темноте в лесу блуждать — ничего хорошего.
Первая электричка приходит на станцию Пески, от которой
тропинка через лес, приблизительно в полседьмого утра. Быстрым шагом до того
места, где нашли убитого, — еще полчаса.
Итого, примерно в семь утра, когда совсем светло, все и
случилось. Есть километрах в полуторах от того места гиблое болото, туда не то
что труп человека — грузовик можно засунуть. Так что злоумышленники, видно,
поостереглись утром шататься по лесу с покойником наперевес — мало ли кто может
встретиться. Грибов-то нет, но ходят охотники — один-два в каждой деревне
имеется. Или кому-то срочно понадобится бревнышко в лесу добыть на дрова или
еще для какой надобности. Так, очевидно, бандиты и решили оставить пока труп на
поляне, а вечером попозже вернуться.
И если бы не неугомонная Нина Михайловна, которой невтерпеж
было пойти за малиной, а потом — не ее эрдель, то все было бы шито-крыто.
Надежда поглядывала на солнце и думала, как бы ей половчее
расспросить пожилого милиционера Васильевича, когда тот явится к ней
подписывать протокол. Ей хотелось знать, установили ли уже точное время смерти.
Тогда можно было бы определить, в правильном ли направлении она мыслит. Во
втором часу она выползла наконец из огорода, умылась, надела ситцевый сарафан,
черный в меленький белый горошек, и отправилась за молоком к бабушке Мане. Она
специально пришла пораньше и увидела, что тетя Шура уже сидит с бидоном в
тенечке. Кошка Люська разлеглась на пороге хлева, ожидая порции парного молока.
Жужжал шмель, из хлева слышались журчание молочных струй и ласковое бормотанье
бабушки Мани — она беседовала с коровой.
— Добрый день, теть Шура, — сказала Надежда,
усаживаясь на лавочку. — Как у вас огород?
— Какой у меня огород! — горько откликнулась тетя
Шура. — Когда ихний дом получастка затеняет.
Это была заведомая не правда, но для начала разговора вполне
годилось.
— Так ли уж и пол-участка? — притворно усомнилась
Надежда.
— Приходи — сама увидишь. А где дом не мешает, там
земля плохая, одни камни.
— Но огурцы-то есть?
— Огурцы есть, но разве в этом дело! — страстно
ответила тетя Шура.
— Тетя Шура, — не выдержала Надежда, — что вы
так себя изводите! Мало ли богатых людей теперь развелось! Что ж, из-за каждого
нового русского здоровье свое гробить!
— Ай! Да ничего ты не понимаешь! — с досадой
воскликнула тетя Шура. — Если бы были люди приличные, то я ничего… Но,
Надя, точно тебе говорю — нечисто в том доме.
Ночами такое там делается — кровь в жилах стынет, оторопь
берет.
— Ну, хозяева богатые люди, приезжают на выходные, как
теперь говорят, оттянуться.
И считают, что за своим забором могут делать что хотят —
никому их не видно.
— Не видно! — хмыкнула тетя Шура. — Но вот
попомни мое слово, добром там не кончится.
— Да что они там делают такого страшного?
— А вот приходи ночью — увидишь! — В глазах тети
Шуры зажегся маниакальный огонь.
«Плохо дело», — Надежда даже слегка отодвинулась на
край лавки.
Тетя Шура обиженно замолчала. Ситуацию несколько разрядил
приход бабы Мани с подойником.
— Хозяйка, дома ли? — послышался от калитки голос
Васильевича.
— Заходите, заходите, — откликнулась
Надежда, — с утра вас ждем.
Заметив ее, Васильевич почему-то не обрадовался.
— Мария Ивановна, подпишите тут и вот тут.
— Это штой-то?
— Протокол, — терпеливо объяснил
Васильевич. — С вас вчера показания снимали?
— Ничего с меня не снимали, — рассердилась баба
Маня, — только капитан нагрубил. Надя, глянь-ко, что там написано, очки
долго искать.
— Не положено, — строго сказал Васильевич, —
посторонним — не положено.
— Да ты в уме ли? Какая она посторонняя? Она ж
свидетель.
— А капитан Свирбенко сказал, что раз документов нет,
то никакой она не свидетель. Вы свою личность удостоверить можете? —
обратился он к Надежде. — Нет? Ну тогда зачем вам эта головная боль?
— Значит, как десять раз меня по солнцепеку гонять, то
я свидетель, а в документах я у вас не фигурирую.
— Да какая разница? Что вы такого видели, чего они не
разглядели? Это капитан так сказал, — поправился Васильевич.
«Много чего, — подумала Надежда, но не стала спорить и
собралась домой. — Ничего им рассказывать не буду, пусть сами крутятся».
