Когда до берега оставалось не больше метра и стало ясно, что Владу не суждено утонуть в этом поганом болоте, он вдруг бросил спасительное дерево и, вдохнув побольше воздуха, нырнул в жижу с головой. Он сделал это настолько быстро, что я, лишившись надежного тормоза, полетел в кусты. Отбросив ставшее бесполезным дерево, я вскочил на ноги и кинулся в грязевую ванну, туда, где на поверхности раздувались тягучие, как от жвачки, пузыри, и сразу ухнул в жижу по пояс. Опустив обе руки под себя, я схватил то, что схватилось, и с силой потянул наверх. Страшный, как кикимора, как герой компьютерной страшилки, Влад высунул на поверхность свою бесформенную, в склизких потеках черную голову и, захлебываясь и плюясь, проорал:
– Кретин!! Идиот!! Отцепись от меня!
Я почувствовал, насколько быстро трясина засасывает нас в свою обволакивающую преисподнюю. Ноги не чувствовали опоры; казалось, что вдоль всего тела, снизу вверх, медленно, ласкающе движется лента массажера, и вместе с ней плавно поднимались кусты и деревья, окружившие болото, и все дальше удалялись кроны деревьев, подпирающие небо, и все ближе подступала аспидная поверхность жижи.
Мне стало ясно, что Влад ненормальный, что судьба чемодана беспокоит его больше, чем своя собственная. Вытаскивать его одного, без чемодана, было столь же бессмысленным делом, как пытаться извлечь свою руку из пасти голодного крокодила. Чувствуя себя убитым наповал от власти высшего идиотизма, я тоже вдохнул побольше воздуха и с содроганием ушел с головой в черное холодное дерьмо, стараясь на ощупь отыскать чемодан, который минуту назад с таким старанием топил.
Мы с Владом трепыхались, как мучные черви в опаре, стукались лбами, давали друг другу замедленные оплеухи, выныривали на поверхность за очередной порцией воздуха и, слепые, оглохшие, снова опускались вниз.
Так, к счастью, продолжалось недолго. Мне удалось зацепить ручку чемодана. Я потянул его вверх, но проклятый чемодан держался в своей могиле, как якорь. Не в силах подняться вместе с ним и в то же время боясь отпустить ручку и потерять чемодан, а вместе с ним и друга навсегда, я взбивал своими отчаянными движениями грязь, как в миксере. Влад нащупал мои руки, по ним спустился ниже и тоже вцепился в вожделенную находку.
Я не знаю, с чем можно было сравнить наш труд. Два здоровых идиота тонули в приамазонском болоте, кишащем гадами, спасая чемодан со старыми журналами. Любой режиссер, снимающий фильмы в жанре маразма, ухватился бы за этот кадр зубами. Влад умирал за идею, я – за Влада. Мы оба стоили друг друга.
Силы покидали нас, но наши глупые головы, залитые смоляной кашей, уже показались над болотом. С криками и стонами, сантиметр за сантиметром мы вытаскивали чемодан из адовой глубины. Не похожие ни на что земное, мы тянулись к траве, к спасительному берегу. С ужасным причмокиванием жижа расставалась с нами, уступая невиданному упорству.
Мы выползли на берег. Я отпустил чемодан, встал на него коленом, поскользнулся и упал в траву. Влад еще кряхтел минуту, а потом тоже затих.
Омерзительная грязь, быстро высыхая, превращала нас в глиняные изваяния, словно нарочно созданные для отпугивания шакалов и птиц от сельхозугодий. Тело нестерпимо зудело; мне казалось, что меня плотно облепила целая колония мелких червей, и живая масса все время шевелится, расплывается, сжимается, как единый организм.
Я встал на колени, как мог соскреб жижу с лица и осторожно открыл глаза. Меня потрясло то, во что превратился Влад со своим чемоданом. Кинокомедийные герои, искупавшиеся в цистерне с цементом, выглядели в сравнении с нами более чистыми. Я даже не сразу смог определить, где начинается туловище Влада и где заканчивается чемодан, где голова, а где ноги. Я шлепнул рукой по тому месту, где, как мне казалось, находилась задница моего друга, но попал по голове, что, в общем-то, было весьма символично. Влад ожил, сплюнул, обозначая рот, и произнес:
– Ну ты ботан! Чемодан баксов чуть не утопил!
Он высморкался и стал ковыряться в ушах. Я встал и, оставляя за собой черные следы, побрел к ручью. Влад с чемоданом догнал меня.
– Как ты думаешь, – спросил он, – эта грязь лечебная?
– Я думаю, что тебе купание пошло на пользу, – ответил я.
– Обиделся? – с деланым состраданием спросил Влад и шлепнул меня по плечу. Черные брызги полетели во все стороны. – Я понимаю тебя, дружище. Жизнь, конечно, сама по себе имеет некоторую ценность, но с этим чемоданом она начинает обладать огромными преимуществами и богатым смыслом.
– Только не в джунглях, – ответил я, чувствуя, что близок к тому, чтобы сказать Владу всю правду. – Это бумажки, понимаешь? Здесь их можно использовать только в качестве топлива для костра.
– Но когда мы выйдем из джунглей…
– Еще надо суметь выйти, – оборвал я.
Грязь, в отличие от цемента, смывалась легко. Чистый и прозрачный ручей почернел, а мы, наоборот, приобрели естественный цвет. Кожа после полировки грязью казалась шелковистой. Труднее было промыть волосы и замочные скважины чемодана. Влад выковыривал глину из замков тонкой иглой, которую извлек из зеленого плода, похожего на круглый кактус. Это была поистине тонкая работа, требующая железных нервов и терпения. Я развешивал свои джинсы и майку на сучьях для просушки и время от времени кидал взгляды на Влада. Не отрываясь от дела, он сказал:
– Баксы, наверное, промокли. Может, их тоже просушить?
– С чего это они должны были промокнуть? – как можно более равнодушно ответил я. – Чемодан герметичный.
Влад склонился над замком и сильно дунул в скважину.
– Не заржавели бы… Код какой?
Я мысленно выругался и, оттягивая время, переспросил:
– Что ты говоришь?
– Какой код ты поставил на замках?
Делая вид, что стимулирую память, я закрыл лицо ладонями и, отгородившись от всего мира, оставшись наедине со своей совестью, подумал: как мне надоело это вранье!
– На левом, – промычал я, закатывая глаза, – четыреста двадцать… м-м-м… нет, двести четырнадцать… Нет!
– Ты что, забыл? – с укором и недоумением спросил Влад, мельком глянув на меня. – Или притворяешься?.. Двести четырнадцать не подходит. Давай, напрягайся!
– Да подожди ты! – махнул я на него рукой. – Из-за тебя все в голове смешалось… На левом – двести сорок один, а на правом…
– Не подходит двести сорок один, – сказал Влад и уже подозрительно посмотрел на меня. – Если бы на твоем месте был другой человек, то я подумал бы, что он нарочно водит меня за нос, чтобы у меня не было доступа к баксам.
– Ерунду говоришь, – усмехнулся я. – Возьми булыжник потяжелее, и у тебя будет к ним доступ.
Я был уверен, что Влад не станет разбивать чемодан. Он должен был понимать, что баксы в этом случае не в чем будет нести.
– Ладно, черт с ними! – сказал Влад примирительно. – Но если баксы сгниют до нашего приезда в Кито, то это будет на твоей совести.
