Его внутренность очень напоминала салон легкового автомобиля. Влад сидел на заднем сиденье, приставив ствол револьвера к затылку пилота. В кабине было душно, солнце сильно раскалило корпус вертолета, и оттого, наверное, лицо Влада было неимоверно красным. Пилот из-за своей неподвижности напоминал муляж, сидящий в макете вертолета. Это был сухощавый молодой парень с затылком, выбритым по-армейски. Лица его я не видел. Руки с растопыренными пальцами лежали на панели управления.
– Скажи ему, пусть зависнет над окном! – крикнул Влад. – Этот дебил не понимает по-английски!
Ага, вот что так взволновало Влада и вогнало его в краску! Он вынужден был обратиться ко мне с просьбой, то есть признать, что без моей помощи он тонет в проблемах.
Для начала я снял с головы пилота наушники с микрофоном, похлопал его по плечу и сказал:
– Полетели! Над домом зависнешь!
И, проявляя солидарность с Владом, коснулся стволом револьвера щеки пилота. Пилот оказался столь же послушным, как и охранник, но в этом не было ничего удивительного. Люди работали у Гонсалеса, чтобы получать деньги. А деньги, как известно, можно потратить только при жизни. Два револьвера сорок пятого калибра, нацеленные в голову, были мощным и вполне достаточным аргументом.
Пилот провел влажными ладонями по приборной панели и опустил их на ручку управления. Медленно потянул вверх рычаг шаг-газа. Мы оторвались от земли. Шарообразные кусты, белый дом с тонированными стеклами и охранники, бегущие в нашу сторону, ухнули куда-то вниз. Солнечные лучи брызнули в кабину и короткими вспышками заиграли на лопастях. Всего одно мгновение – и под нами закачалась крыша дома цвета запекшейся крови.
– Ниже! – крикнул я, выглядывая наружу. – Еще!.. Еще!..
Полозья зависли в метре от окна.
– Присмотри за ним! – сказал Влад, будто я сам не знал, что нужно делать, и, сунув револьвер за пояс, стал выбираться из кабины. Он ухватился за крепежный крюк в полу, опустился на колено и, свесив ногу вниз, наступил на полоз. Вертолет раскачивался, как лодка на волне. Влад опустился еще ниже. Мне казалось, что он все делает очень медленно, что мы давно исчерпали лимит отведенного нам времени.
– Мешок! – крикнул Влад.
Я не слишком верил в эффективность этого экзотического пугала. Я привык больше доверять оружию и кулаку – двум вещам, которыми владел сравнительно неплохо. Но спорить с Владом сейчас было бессмысленно, он шел к своей цели напролом, не столько полагаясь на расчет, сколько на наглость. Я не брезглив по своей натуре, и все же внутри у меня что-то сжалось, а к горлу подкатил комок, когда Влад, опустив руку в мешок, вытащил оттуда нескольких извивающихся гадов. Сжав их в кулаке, он спрыгнул с полоза на крышу и, ударом ноги выбив раму, полез в окно.
Пилот, чуть повернув голову, крикнул мне:
– Куда теперь?
Он думал, что мы прилетели сюда для того, чтобы сбросить на крышу десантника.
– Висим! – ответил я ему и пнул ногой мешок, лежащий на полу. Завязывать горловину было поздно. Ярко-зеленые с оранжевыми ромбами болотные лабарии медленно выползали из мешка, распутывали клубки, сплетенные своими скользкими телами, и, корчась на рифленом полу, пытались заползти под сиденья. Им было трудно передвигаться по металлической поверхности, и они нервно крутили кольца, разжимались, как пружины, и снова скручивались в омерзительные спирали. Пилот не видел, какие пассажиры осваивали кабину, он держал вертолет над окном, покусывал губы и обливался потом. Мерзкие создания, думал я, поглядывая на змей. А вдруг Ромэно что-то напутал и у какой-нибудь особи не выдернул ядовитые зубки?
Я не ожидал, что Влад так быстро появится в оконном проеме, причем с чемоданом в руках. С тем самым проклятым чемоданом! Казалось совершенно невероятным, что он смог его найти! Меня преследовал злой рок, и приключения чемодана становились просто анекдотичными. Никакие мои ухищрения не позволяли избавиться от этого балласта, и даже кровожадные колумбийские мафиози не стали для Влада преградой.
– Держи!! – закричал Влад, подавая мне чемодан.
Я только сейчас заметил, что лоб Влада рассечен и из раны, заливая лицо, хлещет кровь. Пилот, сволочь, словно нарочно принялся раскачивать вертолет. От треска лопастей у меня раскалывалась голова. Для того чтобы схватиться за чемодан, я должен был убрать руку с револьвером от головы пилота и свеситься с борта. Не знаю, понял Влад или нет, почему я медлил. С криком он закинул чемодан в кабину, словно баскетбольный мяч в сетку, потерял равновесие и едва не провалился с головой в оконный проем, как в полынью.
Он не мог забраться в вертолет самостоятельно. Мы слишком долго светились над крышей, и я даже боялся предположить, какое оживление сейчас творилось на лужайке. Влад тянул руку, стараясь ухватиться за полоз, и всякий раз промазывал. Пнув ногой чемодан, загоняя его в глубь кабины, я крепко схватил пилота за волосы и крикнул ему в ухо:
– Пристрелю, если будешь раскачиваться!
Надеясь на то, что две-три секунды пилот не будет оборачиваться, я кинулся к краю борта, схватился, как это делал Влад, за крюк, встал ногой на полоз и, свесившись, протянул Владу руку.
– Хватайся! – заорал я, чувствуя, что у меня начинает кружиться голова и я теряю равновесие.
Влад высунулся из оконного проема насколько мог, лег животом на крышу и схватил меня за руку. Дальше произошло самое худшее из того, что вообще могло произойти. Я недооценил вес Влада, кроме того, вертолет вдруг дал сильный крен и, обрушив на нас поток горячего воздуха, резко ушел в сторону, разворачивая хвостовую балку. Меня сорвало с полоза, как муху с кончика хлыста. Я грохнулся на самый край крыши, не удержался на нем и съехал вниз, в последний момент успев схватиться руками за водосточный карниз, повиснув на нем, как большая сосулька. Надо мной вентилятором пронесся рулевой винт, чудом не срезав мне голову
– Ты что сделал?! – страшным голосом закричал Влад, кидаясь ко мне, чтобы помочь забраться на крышу или же, наоборот, в наказание скинуть, но он не успел сделать ни того, ни другого. Мои потные пальцы соскользнули с карниза, и я полетел вниз. За те несколько мгновений падения (в тот момент у меня замерло сердце и в животе образовалась пустота) я успел подумать, что мы с Владом продули по всем статьям…
Удара не было. Раздался треск, шелест, и тысячи иголок впились мне в ноги, спину и грудь. Пробив собой большой круглый куст, я вонзился в его внутренности. Мой полет прекратился, и это спасло мне жизнь.
Когда шок, который журналисты любят называть легким испугом, прошел, я почувствовал острую боль. Мое лицо и руки, не прикрытые одеждой, были безжалостно исцарапаны ветками, царапины горели огнем и кровоточили.
Я вслух произнес несколько междометий и стал выбираться из куста, внутри которого было полусумрачно и жутко, словно в самых непролазных дебрях сельвы. Выбраться наружу столь же красиво, как упасть с крыши, не удалось. Я зацепился ногой за сплетение корней и вывалился на лужайку, как вратарь в прыжке за мячом.
