Тут я, пренебрегая осторожностью, кинулся за Элизой, прыгая по вещам пассажиров, как по болотным кочкам. Вежливый старик вовремя успел раскрыть передо мной дверь, иначе от нее остались бы щепки. Я ввалился в тамбур и схватил Элизу за плечо в тот момент, когда она уже шагнула на переходной мостик между вагонами.
Кошка пискнула, обернулась и, когда я увидел в ее глазах свое отражение, громко закричала:
– Что вы от меня хотите?! Немедленно отпустите меня, или я позову полицию!!
– Вот тебе раз! – печальным голосом сказал я, продолжая между тем крепко сжимать запястье Элизы. – Мы провели такую незабываемую ночь, а ты не хочешь меня узнавать. Как дела, кошка? Куда это ты собралась?
– Я вас не знаю!! – тем же пронзительным голосом крикнула Элиза и замахнулась на меня свободной рукой. – Немедленно отпустите меня.
Я легонько подтолкнул Элизу к перегородке. Леди была настолько хрупкой, что не нужно было прилагать даже минимальных усилий. Казалось, дунь на нее, и Элиза как пушинка отлетит в сторону.
Она крутила головой, глядя то на дверь, ведущую в вагон, то на меня. Мне показалось, что Элиза ждет кого-то, и на всякий случай я прижался к двери спиной и уперся ногой в противоположную перегородку, перекрыв кошке все пути для бегства.
– Давай! – кивнул я. – Зови полицию! Она тебя давно ищет. И комиссар Маттос в том числе. Вот обрадуется, когда я познакомлю тебя с ним!
– Дерьмо! Сволочь! – уже другим тоном произнесла Элиза, плюнула в меня, но промахнулась.
– Фу! – поморщился я. – Этот поступок совсем не красит леди. Ты куда дела мой револьвер, дитя порока?
Элиза замолчала, насупилась и отвернулась к окну.
– Можешь молчать, – великодушно разрешил ей я. – Через несколько минут будет станция, и я отведу тебя в полицейский участок. А там тебе быстро развяжут язык.
Мне было легко с ней говорить. Это был тот редкий случай общения с преступницами, когда не было необходимости брать на пушку и блефовать. Элиза, надеюсь, понимала, что ее не без оснований может разыскивать полиция, а имя комиссара Маттоса стало известно мне не случайно. Так что я не сомневался – контакты с полицией ей были вовсе ни к чему.
Но я ничего не выигрывал, передавая Элизу в руки блюстителей правопорядка. Мне было ни горячо, ни холодно оттого, что это хрупкое создание попадет за решетку, я не испытывал к ней явно выраженных отрицательных чувств, чтобы желать ей жестокого наказания. Но мне была нужна информация, я должен был знать, какое место в большой дьявольской игре с островом Комайо было отведено этой двуликой леди.
Кто-то попытался открыть дверь, но я покрепче уперся ногой в перегородку. За дверью звякнули бутылки, затем несколько раз опустилась и поднялась ручка.
– Меня ждут, – сказала Элиза. – Если через полминуты ты меня не выпустишь, то сюда придут мои люди.
– Пусть приходят, – равнодушно ответил я, вытаскивая из-за пояса револьвер. – Комиссар дал мне неограниченные полномочия.
Мы молчали. Поезд стал сбавлять скорость, колеса дружно застучали на стыках и стрелках. До прибытия на станцию осталось всего ничего.
– Что ты от меня хочешь? – спросила Элиза, не выдержав моего молчания.
– Правды, – ответил я и уточнил: – Правды взамен свободы.
– Ты меня отпустишь? – недоверчиво спросила Элиза и покосилась на револьвер.
– Конечно. Ты мне не нужна.
– А какую ты хочешь знать правду?
Это был правомочный вопрос. На месте Элизы я бы тоже растерялся перед таким глобальным словом «правда».
– Кто приказал тебе похитить у меня револьвер и передать его убийце Жоржет?
Элиза скривила тонкие губы в усмешке и послала мне встречный вопрос:
– А кто дал вам мой телефон?
– Ты имеешь в виду свою подругу из посольства в Москве?
– Подруга – сказано слишком громко. Она скорее мой начальник.
– Что она тебе сказала?
– Она передала по факсу кодированное письмо. Сообщила, что в Кито ожидается приезд двух русских и я должна выяснить их намерения в отношении Комайо и сделать все, чтобы удержать их от острова на расстоянии.
– И для этого ты решила убить Жоржет?
– Во-первых, – холодно поправила Элиза, – Жоржет убила не я. А во-вторых, ты виновен в ее смерти в неменьшей степени, чем я. Зачем заставил женщину рассказывать о том, о чем ей очень не хотелось говорить? Не вытащил бы ты из нее признание о письме из «Гринписа», была бы Жоржет сейчас жива.
– О чем говорилось в этом письме?
– Не знаю, – ответила Элиза.
Я не сводил с ее лица вопросительного взгляда, и кошка спрятала свои миндалевидные лживые глазки. Заскрипели тормоза. Вагон тряхнуло, и он остановился. Я дернул за ручку и открыл входную дверь.
– Ну, что? – произнес я, кивая на залитый солнцем грязный перрон. – Пойдем?
В глазах Элизы сверкнул испуг. Она попятилась и прижалась к противоположной двери. Свесившись из вагона, я выглянул наружу. По платформе, вальяжно выкидывая вперед ноги, шла пара патрульных.
– Ну как? – спросил я, повернувшись к Элизе.
– Закрой дверь, – сквозь зубы произнесла она.
– Ты скажешь?
– Да!
Я захлопнул дверь перед самым носом одного из патрульных. Жест был не совсем вежливым, но на дверь вагона никто не посягнул. Несколько секунд Элиза напряженно думала, глядя внутрь себя.
– Я не помню его имени, – произнесла Элиза. – Кажется, Обуар. Это француз, который представлял «Гринпис» в акватории Галапагос и Комайо. Он раскопал какие-то сведения, касающиеся острова… Может быть, там были снимки… или результаты анализов морской воды… Я не знаю! Я не знаю, какие важные документы он мог собрать!
Она плохо лгала. Чтобы говорить убедительно, достаточно было поднять голову и смотреть мне в глаза. Элизе оказался не под силу даже такой пустяк.
– Дальше! – поторопил я. Чем большим временем располагает лжец, тем легче ему дается обман.
– Клянусь, я не была посвящена в тонкости этого дела! – вскрикнула Элиза, прижимая руки к груди.
Поезд тронулся и стал быстро набирать скорость. Элиза почувствовала себя в безопасности. Теперь я мог вырвать из нее признание разве что раскаленными клещами.
Я кинулся к двери и распахнул ее. Горячий ветер ворвался в тамбур вместе с оглушительным лязгом колес и крепким запахом мазута. Я выглянул наружу, подставляя фёну разгоряченное лицо. Я почувствовал, как вздыбились волосы и по лбу в разные стороны побежали капли пота.
Рывком я притянул к себе Элизу, опустил на ее тонкую шею ладонь и стал медленно подталкивать ее к проему, в котором мельтешили черные смоляные столбы и корявые, усаженные колючками ветви. Она инстинктивно расставила руки в стороны, как делал герой русской народной сказки, не желавший отправиться в печь Бабы Яги, и негромко заскулила.
