Лицо Мураша приобрело одухотворенное выражение. Глядя сквозь меня просветленными глазами, он дрогнувшим голосом произнес:
– Я не боюсь смерти. Она единственная, кому по силам соединить нас с отцом, – прошептал он и тотчас поднял лицо к потолку и часто заморгал. – Бедный папа! Я не могу даже положить на твою могилу букетик цветов. Какая душевная пытка! Какой нравственный астенизм!
Наверное, он тоже поэт, подумал я. Это наследственное. Но, увы, я ничем, ничем ему помочь не могу. Надо как-то выпроводить его из агентства. Я уже слишком долго торчу здесь. Печенкой чую, скоро сюда нагрянет милиция. Но как указать Мурашу на дверь, чтобы он не обиделся?
Пользуясь тем, что молодой человек все еще смотрит в потолок и страдает от нравственного астенизма, я незаметно набрал на мобильнике номер телефона, который стоял на моем рабочем столе, иначе говоря, позвонил сам себе. Телефон зазвонил. Я поднял трубку.
– Слушаю!.. Что, прямо сейчас? Так срочно? – бесстыдно говорил я несуществующему абоненту. – Понял, шеф! Выезжаю.
Я положил трубку, встал из-за стола и с сожалением взглянул на Мураша, мол, извини, друг, но мне пора.
– Вы хотите уйти? – встрепенулся Мураш, и его лицо приняло такое выражение, будто я намеревался совершить нечто из ряда выходящее, какой-то бесчеловечный поступок.
– Срочный вызов, – ответил я и развел руками.
– Это просто катастрофа! – пробормотал Мураш. – У меня безвыходная ситуация!
Он расстегнул пиджак, извлек из внутреннего кармана миниатюрный и дорогой мобильник и стал тыкать в клавиши.
– Сейчас я все устрою! – пробормотал он.
Тут на моем столе зазвонил телефон. Кто? Никулин? Или Человек с новым ультиматумом? А вдруг каким-то чудом смогла позвонить Ирина? Я схватил трубку, но не успел донести ее до уха, как понял, что попался на крючок. Ай, простофиля! Останавливаться было поздно. Зная, что сейчас услышу, я все же прижал трубку к уху.
– Срочный вызов отменяется, – сказал Мураш в свой мобильник, и его голос прозвучал в моей трубке.
Мне ничего не оставалось, как рассмеяться. Этот простоватый с виду парень разыграл меня тем же способом, что и я его.
– Ладно, мы квиты, – примирительно сказал я, опуская трубку в гнездо аппарата. – Так что ты от меня хочешь, Антон Мураш?
– Я прошу вас показать мне то место, где покоится тело моего отца.
– Ну как, как я покажу тебе это место?
– Я принесу подробную карту.
– Даже самая подробная карта тех мест уже безнадежно устарела, – ответил я, но садиться за стол не стал, а принялся ходить по кабинету, тем самым давая Мурашу понять, что наш разговор будет коротким. – Дороги, по которой ехал твой отец, уже не существует. До неузнаваемости изменился ландшафт. Где было ущелье, теперь талый и беспрерывно движущийся ледник. Где был ручей, теперь полноводная река. Я не смогу сориентировать тебя по карте, понимаешь?
– Тогда отведите меня на то место!
Крепко же этот Мураш вцепился в меня!
– Отведите! – хмыкнул я. – Да, сейчас возьму тебя за ручку и отведу. По-твоему, это увлекательная прогулочка по экзотическим местам? Да пока я в здравом уме, я и сам не пойду, и другим не посоветую соваться на ледник. Это самоубийство.
– Не сгущайте краски! Меня все равно ничто не остановит! И трудностей я не боюсь!
– Я не сгущаю краски, дружище! Тебе когда-нибудь приходилось переходить озеро или реку по талому льду? А ледник Джанлак сейчас представляет собой тонны рыхлого льда! Гигантские обломки все время обрушиваются, появляются трещины, провалы. Это чудовищные жернова, где человеку не выжить.
– Я вам хорошо заплачу.
– Антон, все! Разговор закончен. Я тебе русским языком сказал – не могу! К тому же меня ждет срочная работа. Я завтра должен быть в Минеральных Водах.
Мураш вдруг насторожился.
– В Минеральных Водах? – переспросил он. – А что вы там будете делать?
Я сложил руки на груди и в упор посмотрел на Мураша.
– У тебя еще много вопросов? Возьми лист бумаги и запиши их. Когда вернусь – постараюсь ответить.
Я погасил настольную лампу и повернулся к двери. Мураш вдруг схватил меня за руку.
– Постойте! Дайте сказать! – с волнением произнес он. – Я вам заплачу… Я продам квартиру и заплачу. Хотите тридцать тысяч долларов?
У парня точно поехала крыша от горя. Мне снова стало его жалко. Когда человек впадает в крайность, значит, у него закончились здравые аргументы, и теперь он готов ломать дрова. Я повернулся к нему, посмотрел в его молящие глаза.
– Если бы оставался хотя бы один шанс, что твой отец жив, то ради его спасения был бы смысл рисковать. Но сейчас ему ничем не поможешь. Его уже нет. Зачем усугублять несчастье и приносить леднику новые жертвы?
Мураш скривился, как от боли, стиснул кулаки и выкрикнул:
– Какой же вы… какой же вы непрошибаемый! А за пятьдесят тысяч пойдете? Разве за такие деньги не стоит рискнуть? Да за такие деньги люди на все готовы – и друзей продадут, и невиновного убьют, и позволят о себя ноги вытереть! Что? Разве не так?
Мураш уже был достаточно взрослым, чтобы страдать юношеским максимализмом, и еще слишком молодым, чтобы скрипеть от застарелого цинизма. Потому я почувствовал себя обиженным и скомкал в кулаке его галстук.
– Запомни, Антон! Я рискую и убиваю вовсе не за деньги. А продажей друзей вообще не занимаюсь.
Мураш успокоился, но его щеки все еще полыхали румянцем, и я даже почувствовал тепло, идущее от них.
– Когда так уверенно, без тени сомнения говорят об этом, – произнес он, скривив рот и покусывая уголок губ, – мне сразу приходит на ум мысль… что этому человеку еще никогда… еще никогда не предлагали больших денег… Очень больших денег… Вы говорите искренне, но все равно заблуждаетесь… Отпустите меня!
Я разжал руку. Мураш поправил галстук и, ни слова не говоря больше, устремился к двери. Открыл он ее ударом ноги, оставив овальный пыльный след на дерматиновой обшивке.
Глава 11
КОРМИТЕ СОБАК!
Не успел я подойти к двери, чтобы запереть ее на замок, как услышал окрик: «Стоять!» Припал к «глазку». Мураш, оцепеневший от испуга, стоял посреди двора, а к нему с двух сторон приближались милиционеры. Лица у защитников правопорядка были мужественные и грозные. Тот, который надвигался на Мураша справа, как бы ненароком поправил лямку автомата, и ствол «калаша» как бы сам собой нацелился точно в живот моему нервному посетителю. Второй милиционер не спешил, предоставляя возможность своему коллеге первому приблизиться к объекту. Мураш растерялся, не зная, какую позу ему лучше принять, чтобы не дать повода думать о себе как о человеке, оказывающем сопротивление, и тем самым не спровоцировать применение оружия. Благоразумие подсказало ему, что лучше замереть в той позе, в какой его застала команда «Стоять!», и теперь Мураш напоминал большую фотографию молодого человека, снятого в тот момент, когда он собирался высоко подпрыгнуть: колени его были слегка согнуты, а руки расставлены в стороны, подобно крыльям.
