– Если он не заткнется, то в отпаде буду я, – предупредил Дацык.
– А может, он говорит правду? – осторожно предположила Лера. – Стихи ведь хорошие!
– Иди-ка ты, парень, от греха подальше, – посоветовал Альбинос.
– Я без Кирилла не уйду, – упрямо ответил Мураш и сел на траву.
– А вот и уйдешь! Уйдешь! – пронзительно запищал Дацык с таким звуком, как если бы водили стеклом по металлу. Он подскочил к Мурашу и приставил к его лбу ствол пистолета. – Считаю до трех и стреляю! До трех! Ты понял меня, гиена декоративная?
Мы все замерли, глядя на Мураша. Даже Альбинос не стал вмешиваться и потянулся к бутылке, будто хотел чем-то занять себя в эти напряженные мгновения.
– Раз! – объявил Дацык. – Два!
Мураш не пошевелился. Дацык, не отрывая пистолетного дула от головы Мураша, сделал полшага назад, будто опасался, что может выпачкаться в крови и мозгах.
– Три!!
Ни выстрела, ни мозгов. Дацык замахнулся на Мураша рукояткой пистолета, но ударить не решился, злобно затолкал оружие за пояс, сел за стол и решительно налил себе полный стаканчик водки.
– Он будет на твоей совести, Альбино, – произнес Дацык, поднимая стаканчик. – Я хочу, чтобы ты не только с укором смотрел на меня. Я хочу, чтобы ты твердо определился: хочешь заполучить чемодан или нет? Если нет, то оставь мне Вацуру, и давай распрощаемся.
У Альбиноса не было настроения принимать судьбоносные решения и определяться. На его лице отобразилась смертельная усталость и потеря интереса к жизни. Лера изо всех сил пыталась попасть к нему в поле зрения, но потухший взгляд Альбиноса был устремлен куда-то вверх, где сверкали на солнце снежные вершины.
– Пожалуйста, – тихо сказал он Дацыку. – Отстань от меня. Я хочу спать.
Он встал и побрел к приютам. Лера вздохнула, потянулась, как после глубокого сна, и тоже вышла из-за стола.
– У меня сегодня весь день настроение танцевать, – сказала она, обращаясь почему-то только ко мне. – Между прочим, я где-то слышала, что танцы очень полезны для мышечного тонуса. А я ведь фотомодель, мне тонус постоянно надо поддерживать…
Я не успел увидеть, как она принялась поддерживать свой тонус. Дацык ткнул мне в спину пистолетом:
– Встать, скотина! Перейдем от слов к делу!
Затем он заставил подняться на ноги Мураша и повел нас к леднику. Мой ангел-хранитель с обезображенным лицом шел рядом, плечом к плечу, сопел, всхлипывал, кряхтел. Я поглядывал на него, пытаясь не то чтобы ответить на неясные вопросы, а хотя бы сформулировать эти вопросы. Парень, к которому я не так давно проникся чувством сострадания, теперь вызывал у меня двойственное впечатление. Тот ли он человек, за которого себя выдавал? Подбитый глаз, спрятавшийся под отекшим веком, казалось, прятал и некую тайну, которую теперь уже почти невозможно было разгадать. К чему я пришел? К тому, что злополучный репортаж по ТВ, где я попал в кадр с номерным знаком «два ноля семь ДДТ», зацепил внимание не только молодого сотрудника банка, но и банду грабителей, практикующую чистку карманов состоятельных горнолыжников. Обе стороны были едины в своем желании найти под обломками льда десятую модель «ВАЗа». На этом их единение заканчивалось. Мураш продолжал настаивать на том, что в серебристом седане погиб его отец, поэт и романтик, а бандиты никак не принимали эту версию и утверждали, что в этой машине ехал их дружбан. Я был склонен больше верить Дацыку, нежели Мурашу, и по той простой причине, что сильная сторона всегда представляется мне более честной, в отличие от слабой, для которой ложь в какой-то степени компенсирует недостаток силы. И еще я понял, что весь сыр-бор вращается вокруг некоего титанового чемодана, о котором сгоряча обмолвился Дацык… Что ж, посмотрим, как события будут разворачиваться дальше.
Когда под нашими ногами захрустел ноздреватый, похожий на белую пемзу талый лед, Дацык приказал нам остановиться. Некоторое время он задумчиво ходил по самому краю берега, если, конечно, можно было так назвать ту грань, где прижались друг к другу два исполина – земляной склон горы и движущийся по ущелью ледник. Похоже, он старательно обдумывал, как построить свою речь, чтобы она произвела на нас самое сильное впечатление. Но Дацык уже не был мне интересен, потому как я мог едва ли не слово в слово предугадать, что он собирается нам сказать. Разумеется, он загонит Мураша в ловушку, которую тот сам для себя построил, и предложит нам отыскать серебристый седан с останками великого поэта и романтика. Мне не пришлось упрекать себя в самоуверенности: через полминуты Дацык озвучил мои предположения.
– Предлагаю больше не спорить и не ломать копья, – сказал он, усевшись на сухой, подогретый солнцем валун. – Установим истину эмпирическим путем. Что сие значит? Вы находите погребенный подо льдом десятый «ВАЗ» и откапываете его. Если в машине окажется тело батюшки нашего юного друга, то я лично принесу ему свои извинения и возьмусь организовать пышные похороны. Ну как, согласен, отпрыск музы?
Мураш, не колеблясь, согласился. Моего согласия Дацык не стал спрашивать, как бы определив мне статус бесправного невольника, который будет делать то, что ему прикажут. Мураш тоже это почувствовал и, не исключая бунта с моей стороны, горячо зашептал:
– Я очень вас прошу, покажите то место, где вы нашли номерной знак! Я к этому так долго шел… Столько боли, столько мучений…
Я посмотрел в его заплывший глаз.
– Антон, неужели ты говорил правду насчет отца?
– Правду, правду…
– Значит, они лгут?
– Наверное. Не знаю. Может быть…
– Я бы очень хотел, чтобы так и было, – искренне сказал я. – Потому что если ты лжешь, то это чудовищно, Антон.
– Но почему, почему вы так плохо обо мне думаете? – всхлипнув, спросил Мураш.
Тот номерной знак, с которого начались мои несчастья, я нашел на глубине двух метров в затопленном вертикальном шурфе. Сейчас этот шурф нельзя было увидеть. За время моего отсутствия ледник вместе со своей жуткой начинкой передвинулся метров на сто или даже на двести, и искать шурф теперь следовало значительно ниже, если, конечно, он еще существовал.
Я сказал Дацыку, что нам нужно взять с собой доски, чтобы передвигаться по талому льду, а также веревки, ведра и лопаты, чтобы углубить шурф. Все это когда-то было в распоряжении нашей бригады, и после спасательных работ мы спрятали инструмент в одном из приютов. Дацыку сначала показалось, что я нашел предлог, чтобы не работать, и посоветовал нам «ползти по леднику раком», а шурф углублять руками, но, поразмыслив, все-таки отвел нас к приюту, который служил нашей бригаде складом. Лопаты и веревки оказались на месте, а вот доски Дацык порубил на дрова, да еще одно ведро Лера приспособила для мытья головы.
Пришлось разбирать крышу и снимать стропила. В то время как мы с Мурашом занимались этим делом, внизу разыгралась настоящая драма, где главные роли исполняли представительницы прекрасной половины нашей милой компании. Лера с воплями носилась за Тучкиной, грозя повыдергивать ей все волосы и связать уши на затылке бантиком. Тучкина, не выпуская из рук черную от копоти кастрюлю, молча убегала, неожиданно меняя направление и ловко уклоняясь от преследовательницы. Выдохшись, Лера подобрала с земли камни и принялась швырять ими в женщину, но та, как бывалый солдат, переживший не один бой, прикрыла голову кастрюлей и спряталась за пустой бочкой из-под соляры.
