Ну вот, подумал я, близится конец пути. Прогулка по сельве закончена. Начинается заключительный этап охоты.
Кусты надежно закрывали меня со всех сторон, и я занялся перетряхиванием вещей в рюкзаке. Револьвер я сунул под брючный ремень. Мачете, палатку, спальный мешок, примус, топливо, продукты плотно завернул в полиэтиленовый мешок и оставил здесь же, под кустами. В рюкзаке остались только моток веревки, глиняное блюдо собственной конструкции, пачка уцелевших фотографий и писем да несколько десятков патронов для пистолета и карабина.
Я вспомнил любимое словечко своего бывшего командира разведроты, которое он повторял всякий раз, отправляя людей в бой: «Ощетинились, гаврики!» И «гаврики» начинали щетиниться: буквально на глазах распрямлялись плечи у парней, в глазах появлялся азартный блеск, и руки крепче сжимали автоматы. «Не спать! Ощетинились!» – орал он дурным голосом за мгновение до того, как кинуть взводы под огонь.
Как ни странно, наша разведрота два года из дерьма не вылезала, в самых мрачных переделках побывала, а потерь было намного меньше, чем в стрелковых ротах. Мы умели «щетиниться». К тому же каждый «гаврик» слишком дорожил званием разведчика, чтобы так просто взять да погибнуть.
Ощетинься, Вацура, приказал я себе, но боевое настроение все не приходило. Я сидел в кустах, опираясь на карабин, и чувствовал страшную усталость. Перегорело? Страсти улеглись? Я стал вспоминать Бориса – самое сильнодействующее средство для поднятия боевого духа, но и оно сейчас оказалось бессильным.
Какой-то жучок щекотал меня между лопаток, и я никак не мог до него дотянуться. Пришлось лечь спиной на землю и потереться о нее.
Так я лежал, может, полчаса, может, час, глядя на кусочки неба, проглядывающие голубыми пятнами между огромных листьев-парашютов. Хорошо все-таки в этом душном раю. Очищаешься от всего, что присуще только человеку, а впитываешь, что составляет биологическую основу. Нигде и никогда я не был более свободен, чем здесь. Я стал частицей сельвы, я дышал ее воздухом, я питался ее продуктами, я пил воду ее ручьев. Единственное, что держало меня, как компасную стрелку, на одном и том же курсе, – моя охота.
Солнце, достигнув зенита, стало сваливаться вниз. Я снова услышал рокот вертолета, на этот раз намного ближе, но опять же не увидел его.
Теперь я шел беззвучно, от дерева к дереву, глядя во все стороны. Я внушил себе чувство опасности, хотя ничто вокруг не излучало ее, и это помогло мне встряхнуться и полнее въехать в смысл того, что я намеревался делать здесь.
Джунгли редели, и вскоре я уже видел за стволами деревьев цветные пятна построек, крыши, скамейки, ухоженные цветники и дорожки, присыпанные коричневым гравием. Справа уходила в глубь сельвы грунтовая дорога со следами протекторов, а слева просматривались посадки какой-то культуры.
Я снова пожалел о том, что в свое время не позаботился о бинокле. Вместо того чтобы сейчас спокойно изучать расположение виллы, сидя на дереве, мне пришлось ползти едва ли не до первой скамейки. Рядом с ней рос шарообразный куст, утыканный красными цветками, он и стал моим наблюдательным пунктом.
Вилла – с высокими вертикальными окнами, балкончиками, украшенными ослепительно белыми колоннами и лепными мускулистыми гераклами. У парадной лестницы – довольно замызганный джип с открытым верхом. На капоте сидит мужик в широкополой шляпе и бежевой рубашке с короткими рукавами. Широкий поясной ремень под тяжестью кобуры съехал на ягодицу. Охранник? Или водила? Далее – клумба, похожая на зеленого ежа, потому что утыкана гигантскими кактусами. Ее надо объехать по кругу, прежде чем остановиться перед парадным входом. Эта вылизанная дорожка, надо полагать, плавно переходит в грунтовку, которую я видел. Ряд постриженных под кирпичи кустов разделяет дорожку и зеленую лужайку, где, возможно, играют в гольф. Там же – белые столы и стулья.
После беглого осмотра я принялся изучать виллу детально. Перед фасадом, кроме мужика с джипом, похоже, никого нет. Во всяком случае, невооруженным глазом незаметно. А вот на противоположной стороне, прислонившись спиной к ограждению теннисного корта, дремлет детина в камуфляжном костюме, положив винтовку «М-16» на колени. Его предназначение в дополнительном уточнении не нуждается. На корте прыгает негр в красной майке и трусах, бьет по мячику, который летает до стенки и обратно. На скамейке лежит какая-то яркая тряпка, наверное, полотенце, и баллончик с водой. Оружия не видно.
Я зрительно провел линию от своего наблюдательного пункта к парадному входу. От куста до фасадного угла – метров сорок. Пять секунд бесшумного бега по траве. Водила сидит ко мне спиной и, естественно, не будет знать о моем существовании до тех пор, пока я не просуну у него под мышкой ствол карабина, а спину не пощекочу пистолетом. Вот только на этих сорока метрах укрыться негде, и охранник стопроцентно увидит меня, если, конечно, не спит или не полный идиот.
Охранник, к несчастью, не спал, но особого рвения к службе не проявлял, потому как время от времени с завистью поглядывал на негра, который ленивыми движениями ракетки посылал мяч в стенку. Тот уже устал, я думаю, что не один час он провел на корте. На спине и груди майка потемнела от пота, лицо негра лоснилось, словно было вылеплено из смолы. Я, готовый рвануть с места в любой подходящий момент, стал выжидать.
Игрок и охранник изредка перекидывались короткими фразами по-испански. Кажется, они говорили о каком-то госте и возможной прибавке к жалованью. Мяч, отскочив от стенки, пошел неожиданно низко над землей, и негр, слишком поздно опомнившись, оборвал фразу на полуслове, неловко присел и, чиркнув ракеткой по битуму, послал мяч в верхний край стенки. Отскочив, он птицей взмыл вверх, пролетел над ограждением и, задев верхушку пальмы, упал на траву.
Негр беззлобно выругался, у него не оказалось запасных мячей. Прижавшись к ограждению, он с улыбкой что-то сказал охраннику. Тот отрицательно покачал головой. Негр просунул через сетку палец, коснулся им стриженого затылка охранника.
– С тебя пиво, – наконец согласился страж порядка, без охоты встал со скамейки, огляделся по сторонам и, покачивая стволом винтовки, опущенным вниз, пошел к пальме.
Для меня это была команда старта. Тех секунд, в течение которых охранник будет занят поисками мячика, мне вполне хватит. Согнувшись в три погибели, делая частые мелкие шажки, я рванул к дому, но едва преодолел десяток метров, как водила резко встал с капота и прыгнул за руль. Я услышал голоса. Кто-то вышел из парадного подъезда.
Возвращаться назад было поздно. Бежать дальше – глупо. Я упал, будто нарвался на пулю, посмотрел по сторонам и подполз к кусту роз, который только при большом желании можно было использовать как укрытие.
Из дверей вышли двое мужчин, и я сразу узнал обоих. Крупноголовый, седовласый, одетый в белые шорты и спортивную майку с рядом черных пуговиц на груди, по ступенькам неторопливо сходил сам Августино Карлос. Он придерживал за локоть лысеющего толстяка с «дипломатом», в бежевых брюках и белой рубашке с галстуком. Этого человека Хуан узнал на групповом снимке и назвал американцем.
