Я позвонил администратору.
– Девушка! (Все администраторши, кассирши, продавщицы, независимо от возраста – девушки.) Телефон знаю, а номер комнаты приятеля забыл. Не поможете?
– Какой телефон?
– Двадцать три – сорок два.
– Минуточку… Четыреста двадцать вторая.
Телефон – великая вещь, но эта истина была для меня слабым утешением. Я сидел, поддерживая голову руками, и глупо улыбался. Кирилл Вацура, сказал я себе, не пытайся понять то, что понять тебе не дано. Куда тебя занесло? Зачем ты оставил свое убогое холостяцкое жилище и полез туда, где мрачный преступный мир плетет свои хитроумные сети для таких вот, как ты, простачков? Кому теперь верить? За что ухватиться, как узнать, куда несет ураган, что впереди, в густом тумане, и скоро ли ждать своей смерти?
Вбежала Валери – возбужденная, глаза горят, волосы на лицо спадают.
– Ну? – спросил я ее.
– На дверях милиция и солдаты стоят, проверяют у каждого, кто входит и выходит, карту гостя и паспорт. Несколько врачей в белых халатах, тетка какая-то зареванная, ее там допрашивают или что – не знаю.
– В очках, в красной кофте?
– Кажется, да.
– Это дежурная по четвертому этажу. Если она меня заметит, Валери, то я пропал. Меня сразу же заберут… Ты хорошо поняла, что я сказал?
– Я поняла, только… Только тон у тебя какой-то странный.
– Он странный, Валери, потому, что я хочу точно знать, кто меня продаст. О том, что меня видела дежурная, теперь знаешь только ты, и если она придет к нам в номер вместе с ментами, то в отношении тебя мне уже все будет ясно.
Валери приоткрыла рот, медленно поднесла руки к груди.
– Ты хочешь сказать, что я… что я тебя…
– Я хочу сказать только то, что сказал, – перебил я ее. – А сейчас воспользуемся моментом, пока дежурная внизу, и проведем, так сказать, очную ставку. Пойдем!
– Куда?
– К Низами Султановичу. Оказывается, он живет двумя этажами ниже, в четыреста двадцать втором номере.
– Кирилл! – Валери отошла от меня на шаг. – Что ты мелешь? С чего ты взял, что Рамазанов живет в нашей гостинице?
– Это долго объяснять, проще спуститься и убедиться в этом самим.
Я почти насильно вытащил ее в коридор, взял под руку и подвел к дверям лифта.
– Кирилл, ты сумасшедший, – тихо сказала мне Валери. – Тебя сейчас увидят, и ты все испортишь.
– В моей жизни уже все настолько испорчено, что дальше некуда… Заходи, не стесняйся!
Мы вошли в кабину лифта и спустились на четвертый этаж. Я сразу увидел, что дверь в четыреста пятнадцатую открыта настежь, у порога толпятся люди, несколько милиционеров пытаются разогнать зевак. За столом дежурной сидела незнакомая мне женщина.
– А что здесь случилось? – спросил я ее.
– Человека убили, – почему-то шепотом ответила она. – Проломили голову.
– Ужас, – сказал я.
– Сейчас убийцу ищут. Здесь не я дежурила, я из другой смены, а была Мария Васильевна. Ей, бедняжке, крепко достанется. Нельзя было посторонних пропускать на этаж. А она даже не заметила, как из этого номера убийца вышел.
– А кто первым труп нашел?
Женщина пожала плечами.
– Говорят, кто-то сообщил в милицию. Они поднялись сюда и сразу пошли в четыреста пятнадцатый. Дверь была не заперта, открыли – а там, значит, мертвый лежит.
– Какая жизнь страшная началась, – сказал я, и женщина охотно согласилась со мной. – Но мы, в общем-то, по другому делу к вам. Вы не скажете, в четыреста двадцать втором сейчас кто-нибудь проживает?
Женщина подняла крышку стола, где хранились ключи, тронула брелок пальцами и вспомнила:
– А из двадцать второго постоялец уже давно уехал. Недели две, наверное, будет. И с того дня мы никого не заселяем. Там потолок сыплется, мы давно уже вызвали ремонтников, но администрация почему-то деньги строителям не перевела, и так все тянется, тянется…
Я многозначительно посмотрел на Валери. Она пожала плечами.
– Мария Васильевна, вы сказали? – снова обратился я к дежурной. – А когда она снова заступает?
– Завтра в шестнадцать ноль-ноль.
– Спасибо, – поблагодарил я дежурную, и мы пошли к лестнице.
– Кирилл, – сказала Валери, когда мы спускались вниз. – Ты можешь мне объяснить, что ты хочешь узнать?
– Я хочу понять, как ты могла разговаривать с Рамазановым, позвонив в пустующий уже две недели четыреста двадцать второй номер.
– Я тоже хотела бы это понять, – ответила она, – и тем не менее я все-таки с ним разговаривала… Куда ты меня тащишь? Ты хочешь нарваться на дежурную, которая тебя запомнила?
– Я хочу выпить чашечку кофе в баре. Заодно поговорить с барменом.
В бар мы проскочили незамеченными. Там было душно и сильно накурено. Посетители громко обсуждали убийство полковника. Мы заняли тот же столик, за которым вчера сидели с Алексеевым. Валери незаметно открыла сумочку, вынула несколько купюр и, пряча их под ладонью, придвинула ко мне.
– Возьми, сам рассчитаешься, – сказала она. Затем, что-то вспомнив, снова полезла в сумочку, вынула прямоугольную пластинку размером с пачку сигарет и так же незаметно протянула ее мне. – Спрячь это у себя, – шепотом сказала она. – Да не маши ею! Спрячь в нагрудный карман и храни как зеницу ока.
Я затолкал пластинку поглубже в карман и, подняв руку с деньгами вверх, щелкнул пальцами:
– Бармен! Принеси-ка пару бутылок коньяку! И три рюмки!
Плотный мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и с бабочкой, туго затягивающей воротник, незамедлительно появился перед нами с двумя бутылками, рюмками и тарелочкой с шоколадом. Неплохо его выдрессировали военные, подумал я и, улыбнувшись бармену, придвинул к нему свободный стул.
– Присаживайтесь к нам!
Бармен расставил выпивку на столе, учтиво поклонился и, сожалея, развел руки в сторону.
– Не положено. На работе.
– Всего на пару минут! – Я проявлял настойчивость.
– Ну, если только на пару, – согласился бармен и сел рядом с нами.
Я откупорил коньяк, плеснул в рюмку бармена, себе и Валери. Я выпил, бармен пригубил, а Валери к рюмке не притронулась.
– Я хотел у вас уточнить насчет маленькой коробочки, которую вы передали моей девушке, – сказал я.
– Простите, что-нибудь не так?
– Нет-нет, не беспокойтесь, никаких к вам претензий. Вот только мы никак не можем вспомнить, кто из наших знакомых ее передал.
– Сожалею, но этот человек не назвал себя.
– Может быть, вы сумеете описать его внешность?
