– Нет, нет, я клянусь вам, этого не было! – Мария Васильевна была уже не на шутку перепугана, что и требовалось в данной ситуации. Она вспотела, капельки выступили на ее лбу, зрачки расширились. Женщина часто дышала, и я стал опасаться, как бы она не грохнулась в обморок. – Я даже не входила в его номер. Он не открывал…
– Статья тридцать шестая, пункт третий прим, – сказал я первое, что взбрело мне в голову. – Убийство с отягчающими обстоятельствами. Пятнадцать лет, но вероятнее всего – вышка. Так-то, уважаемая Мария Васильевна, готовьтесь к расстрелу, бельишко свеженькое приготовьте, завещание напишите…
Ее глаза наполнились слезами, она прижала ладони к лицу, глядя на меня сквозь пальцы.
– Вы что, вы что?.. Он, может быть, и убивал, а я даже не входила в номер, мне даже дверь никто не открыл, поверьте, это правда! Ну разве я могла бы, что вы такое говорите! Умоляю вас, разберитесь в этой ужасной истории…
– Что он делал в четыреста двадцать втором номере?
– Номер давно на ремонте, никто им не пользуется, и я впустила его…
– Сколько он вам заплатил?
– Десять долларов…
– Вы говорите неправду.
– Пятьдесят! Клянусь, пятьдесят долларов. Одной бумажкой… Он сказал, что любовницу хочет привести, а оформлять номер у администратора боится, чтобы свою фамилию не записывать; жена, говорит, ревнивая, проверить может…
– Раньше он к вам приходил?
– Нет, вот только вчера, под вечер.
– Ложь! – крикнул я и ударил кулаком по двери. – Вранье! Я упрячу вас за решетку, если вы будете лгать!
– Господи! – завыла Мария Васильевна. – Господи, прости меня! Утром я его поселила, он весь день сидел в номере, ни разу не выходил.
– И вечером не выходил?
– Нет, один раз, кажется, вышел.
– В котором часу?
– Не помню! Честно, не помню, хоть убейте! Темнеть начало.
– Что он делал?
– Попросил, чтобы я заварила чай и принесла его в четыреста пятнадцатый, там, дескать, приятель живет, и мы хотим чайку попить.
– Что у него было в руках?
– Не знаю… Не помню.
– Опять врете! Я вас точно сейчас засажу!
– Палка у него была. Ну, железная, как толстый прут. Он опирался на нее, будто у него болела нога.
– Значит, с этим железным прутом он и зашел в номер к Алексееву?
– Да… То есть, я думаю, что да.
– И где вы заваривали чай?
– У нас подсобочка с плиткой есть.
– Долго вы там были?
– Минут пятнадцать.
– И не видели, как картавый зашел в четыреста пятнадцатый? Не верю!
– Не видела. Богом клянусь, не видела. Заметила только, как вышел.
– Ну вот, – сказал я тише. – Вот только сейчас вы начинаете говорить правду. И как он вышел?
– Выбежал. Уже без палочки. И не хромал… Я за ним из-за шторки следила. Потом быстро-быстро пошел по коридору к себе, в двадцать второй.
– Больше вы ничего не заметили?
Мария Васильевна смотрела на меня с ужасом. Она приоткрыла рот и едва слышно ответила:
– У него рука была в крови… Он оттирал ее на ходу платком.
– И вы даже не попытались вызвать милицию? Вам было наплевать на то, что он сделал в номере Алексеева? Невероятно!
– Я боялась. Он бы убил меня… Простите, ради бога! Меня будут судить за это?
– Когда картавый освободил четыреста двадцать второй?
– Не заметила. Может быть, как-то незаметно проскочил, когда я стучалась к Алексееву?
Я покачал головой и сказал укоряющим тоном:
– Вот видите, Мария Васильевна, к чему приводит жадность? Погнались за долларами и чуть было не угодили под смертный приговор.
– Господи, старая дура! Если бы я знала, чем дело кончится.
– Мы все мудры задним умом… Ладно, – я повернулся к двери. – Надеюсь, суд учтет ваше искреннее раскаяние.
– И что же теперь делать?
– Если не ошибаюсь, в четыре часа вы должны прийти на дежурство?
– Да.
– Вот как придете, так все, что вы мне сейчас рассказали, повторите при свидетелях и под протокол.
– Хорошо, – она судорожно сглотнула. – Я повторю.
Глава 11
Я вернулся в гостиницу и, увидев мою девушку под пальмой живой и невредимой, вздохнул с облегчением.
– Все в порядке? – спросила Валери. – Я уже начала волноваться.
– Не то слово. Выражаясь твоей терминологией, я вовсю насаждаю свое правосудие.
– Что тебе рассказала тетка?
– Она призналась, что дала ключи от четыреста двадцать второго номера седоватому человеку, который плохо проговаривал букву «р». Он же просил ее заварить чай для Алексеева… О чем тут народ говорит?
– Все обсуждают полет американца.
– Я не могу поверить, что это несчастный случай. Слишком невероятное совпадение. Ему наверняка помогли выпасть с балкона.
– Ты думаешь, кто-нибудь в это поверит?
– Когда у нас будут доказательства – поверят… До четырех часов мы свободны. Надо заняться добыванием еды.
– Какая проза! Я думала, что ты предложишь мне заняться любовью.
Нельзя сказать, чтобы я воспринял слова Валери с неописуемым восторгом. В желудке у меня было пусто, а со стороны парка тянуло такими головокружительными запахами шашлыков и плова, что я изошел слюной.
– Может быть, мы быстренько перекусим, а потом вернемся домой и свершим все задуманное?
Валери стала кукситься, как маленькая девочка. Она надула губки, нахмурилась и сказала:
– Ты противный обжора. И не подходи ко мне больше!
После таких слов я, разумеется, в одночасье забыл про еду, обнял свое сокровище за плечики, и мы пошли к лифту.
– Я проверяла твою реакцию, – сказала Валери, когда мы поднимались в кабине лифта. – И еще раз убедилась, что любовь мужчины напрямую связана с насыщением его утробы. А я-то мечтала о возвышенной и бескорыстной любви… На, жуй!
С этими словами она извлекла из сумочки два огромных гамбургера и, словно кляп, затолкала один из них мне в рот. Я пытался произнести слова глубочайшей признательности, но получилось нечленораздельное мычание, и, махнув рукой, я с огромным удовольствием принялся насыщать свою утробу, разжигая тем самым свою любовную страсть. Когда двери лифта разъехались в стороны, один гамбургер был уже уничтожен, а моя рубашка не без стараний Валери расстегнута наполовину.
Не отрываясь друг от друга, мы шумно зашли в наш номер, где по-прежнему царил хаос, с которым мы даже не пытались бороться, и рухнули на скомканную постель. Валери стаскивала с меня рубаху, в то время как я давился вторым гамбургером. Со стороны мы выглядели, наверное, очень сексуально. Но едва Валери взялась за мой брючной ремень, как задребезжал телефон.
