Я стоял посреди коридора и чесал затылок. Кажется, я выстрелил мимо. Это действительно писала не она. Тот, кто написал это пожелание, не стал бы отпираться. Потому что решил бы, что мне известно уже все.
Что ж, в этом случае отрицательный результат – более чем результат. Круг сжимался.
Я пошел к комнате Плосконоса, стукнул в дверь, но она неожиданно открылась от удара. В комнате было темно. Тусклый свет из коридора высветил часть дивана, на котором ничком лежал Плосконос. Нет, я отнюдь не оптимист. Я сначала предполагаю худшее. От моего прикосновения Плосконос сдавленно вскрикнул и оторвал голову от дивана.
– Ты чего? – испуганно прошептал он, глядя на меня дурными глазами.
Я погладил его по голове, успокаивая, и вышел. Спать надо так, чтобы не вызывать своей позой дурных мыслей. А то лежит в самом деле как Марко.
На кухне Кики не было. Библиотека тоже пустовала. Я зашел в гостиную. Кика сидела за столом, опустив подбородок на кулак, и монотонно жевала, отчего ее голова поднималась и опускалась, словно штамповочный пресс. Она была здесь одна и, вероятно, уже давно. Видимо, девушка никак не могла привыкнуть к одиночеству: мое появление хоть и не вызвало у нее эмоциональных проявлений, но все же пришлось по душе. Она придвинула мне мутную рюмку и плеснула в нее водки.
Мы выпили. Ни слова не говоря, я вынул из кармана пожелание Кики («…вы так же веселились и жрали, когда я в мокрых кирзачах и телогрейке месила грязь в торфяном котловане…») и положил перед ней. Не меняя позы, Кика опустила глаза и стала читать. И вдруг ее лицо искривилось, она стиснула зубы и зажмурила глаза. По ее щекам покатились слезы.
– Я его не убивала, – прошептала она.
– Я знаю, – ответил я.
– И деньги из редакционного сейфа я не брала, – добавила Кика, вытирая глаза салфеткой. – И мой парень не брал. Это Марко нарочно подстроил. Он просто ограбил весь коллектив.
– Но здесь нет ни слова упрека в его адрес, – сказал я.
– А за что его упрекать? Он вор. На зоне его бы уважали. А эти, – Кика обвела взглядом стол с грязными тарелками, – трусы и предатели. Ведь все знали, что Марко лжет, что я не брала деньги, но молчали, боялись, что Марко их вышвырнет из газеты… Давай еще выпьем?
Она быстро пьянела, и ее глаза, будто рюмка водкой, снова наполнились слезами.
– Ты знаешь, что такое три года без мужика? – доверительно спросила Кика, закинув руку мне на плечо.
– Нет, – признался я.
– Не знаешь, так молчи… Это ужасно. Это просто омерзительно. Когда я откинулась, мне Плосконос принцем показался, хотя уже крепко сидел на игле. Я и жалела его, и заботилась о нем. Бегала по объявлениям, врачей искала. А кругом одни жулики. Мы совсем без денег остались. А ему либо колоться, либо умирать… И как-то я нашла на рынке одного китайца. Он научил Плосконоса этому способу: садиться на стул или на унитаз, и оба кулака – под ребра. Там надо на какую-то нервную точку давить. Боль страшная, зато сразу гасит ломку. И можно жить до следующего приступа… Не знаю только, хватит ли у него воли…
– Он тебе говорил, какое пожелание написал?
– Говорил. А я ему ответила: «Дурак ты! Марко не станет закапывать бутылку в землю. Он эти записки сейчас же прочитает!» Так и вышло.
– Ты испугалась, когда увидела Марко убитым?
Кика уронила вилку на тарелку и от громкого звона сама же вздрогнула.
– Да, – тихо произнесла она. – Я тут единственная, у кого есть судимость. Ко мне менты будут совсем по-другому относиться… А ты мент, да? Ну, признайся!
– Подожди, – сказал я, мягко отбирая у Кики бутылку водки. – Скажи правду: ты веришь, что пожелание, которое Марко сжимал в кулаке, написала Лера?
Кика пожала плечами и попыталась подцепить вилкой грибочек.
– Кто ее знает? Лерка у нас – омут тихий…
– А может, ты это пожелание написала?
– Нет, не я, – без усилий ответила Кика и хлопнула ладонью по листу бумаги, лежащему перед ней. – Я вот это накропала. А к Марко я давно остыла. Зато когда увидела за столом наглую физиономию Ольги да самовлюбленную Виолетту, то подумала, что могу умереть от ненависти к ним… Да ну их в баню!
Кика взглянула на меня плывущим взглядом, потрепала мой чуб и нараспев произнесла:
– Эх, парень, парень. Нравишься ты мне. Я рядом с тобой бабой начинаю себя чувствовать…
Я коснулся ее подбородка, провел пальцем по ее губам. От такого проявления нежности Кика едва не лишилась чувств.
– Зачем ты меня мучаешь? – прошептала она, хватая мою ладонь и прижимая ее к губам.
– Где ты была в половине девятого? – спросил я.
– Чтоб ты провалился, – слабым голосом произнесла Кика. – Давай лучше о любви поговорим.
– И все-таки?
– С Виолеттой кофе готовила на кухне.
– Для кого?
– Для всех… – Кика отпустила мою руку, взяла бокал с водкой и добавила: – Да, ты, пожалуй, все-таки мент.
– Кто тебя просил готовить кофе?
– Ольга, – сухо ответила Кика.
– Странно, – произнес я. – У Ольги в комнате есть плитка и кофейный прибор. Зачем надо было отправлять вас на кухню?.. А что делали остальные?
– Разошлись по своим комнатам.
– А ты уверена, что это было именно в половине девятого?
– Уверена. У Виолетты часы каждые полчаса пиликают. И я у нее уточнила, который час.
– Не пойму, – сказал я, глядя, как Кика наполняет мою рюмку. – Ты в этом доме незваный гость. Ольга демонстративно не замечает тебя. И вдруг просит сварить кофе.
– А чего ты удивляешься? – усмехнулась Кика, поднимая бокал и чокаясь с рюмкой. – Мне в этом доме комната не предназначена. Значит, я бы осталась торчать в гостиной. А Ольге, видимо, очень хотелось, чтобы вышли все. Вот она и отправила меня на кухню.
– И там, на кухне, ты приметила керосиновую лампу?
– Ага. Все, что зону напоминает, мне сразу в глаза бросается. Когда у нас в Явасе свет вырубали, мы такими же лампами пользовались… Выпьем, что ли?
Мы выпили. Кика занюхала кусочком хлеба и снова стала разглядывать мое лицо. Но ее голова быстро тяжелела и уже не держалась на кулаке.
– А у тебя тоже нет комнаты? – произнесла она невнятно.
– Нет.
– Жаль, – ответила Кика, опуская голову на стол. – Значит, любви не будет. Почти как на зоне…
Она замерла и засопела.
Я вышел в коридор, вынул из кармана мобильный телефон, но тотчас передумал звонить – здесь было слишком сильное эхо. Встал на ступеньку лестницы, кашлянул – то же самое. Пришлось спуститься в единственную комнату, где можно было говорить не таясь.
Когда я вошел, Лера неподвижно лежала на диване, накрывшись пледом. Глаза ее были закрыты. Я подумал, что она спит, и хотел выйти, чтобы не мешать, но девушка неожиданно села, встряхнула головой.
