– Как только стемнеет, сон вернется, – прошептал
он. – Трагедия повторится сначала.
– Отдохни, папа, – ответила дочь. – Отдохни
до ее приезда.
Он умер ночью. Когда утром дочь вошла к нему в комнату, тело
уже успело остыть. Сиделка ждала ее распоряжений. Глаза его, полуприкрытые
веками, как у всех покойников, были тусклы. Карандаш валялся на покрывале, а в
правой руке у отца был зажат смятый клочок бумаги – форзац, вырванный из его
драгоценной книги.
Она не плакала. На какое-то время она словно застыла и не в
состоянии была что-либо делать. Перед ее глазами возникла освещенная лучом фонарика
пещера в Палестине, и она вновь услышала голос отца: «Ты видишь? Видишь двух
женщин?»
Она с нежностью закрыла отцу глаза и поцеловала его в лоб.
На клочке бумаги было что-то написано. Вытащив его из холодных, окоченевших
пальцев, она прочла несколько написанных нетвердой рукой слов:
«В ДЖУНГЛЯХ – ОНА ИДЕТ».
Что бы это могло означать?
Пытаться вновь связаться с этой женщиной поздно. Вполне
возможно, что вечером она будет уже здесь. И весь этот длинный путь…
Что ж, она отдаст ей этот клочок бумаги, если он, конечно,
имеет для нее какое-то значение, и расскажет все, что говорил отец о близнецах.
2. Короткая и счастливая жизнь Беби Дженкс и Банды клыкастых
Убийцу-гамбургер
вот тут и подают.
Он тебя избавит
от ожиданья у ворот Небес
унылой, скучной смерти
и прикончит
на этом самом перекрестке.
Лук, майонез
и много, много мяса.
Ты выбрал сам,
тебя не принуждали.
«А-а, вот и он».—
«Смотри-ка, правда».
Стэн Райс «Техасская сюита»
Беби Дженкс прибавила скорость, и ее «харлей» помчался
вперед со скоростью семьдесят миль в час. Обнаженные руки стыли от ледяного
ветра. Прошлым летом, когда они сделали Беби одной из Мертвых, ей было
четырнадцать лет, и сейчас в ней было максимум восемьдесят пять фунтов
«мертвого веса». С того момента, когда это случилось, она ни разу не
расчесывала волосы – в этом просто не было необходимости, – и теперь две
светлые косички, поднятые порывом ветра, развевались над черной кожей куртки за
ее спиной. Наклонившись вперед, скорчив недовольную гримасу и ворча что-то, она
выглядела недовольной и в то же время обманчиво привлекательной. Взгляд ее
огромных голубых глаз не выражал ничего.
В наушниках оглушительно гремела музыка группы «Вампир
Лестат», и потому она не слышала и не чувствовала ничего, кроме вибрации
несущегося вперед огромного мотоцикла и невероятного одиночества, мучившего ее
с тех самых пор, когда пять ночей тому назад она выехала из Ган-Баррел-Сити.
Кроме этого был еще странный сон, который ее очень беспокоил. Он снился ей
каждую ночь, и каждый раз непосредственно перед тем моментом, когда она готова
была открыть глаза.
Ей снились рыжеволосые близнецы, две очень красивые женщины,
а потом начинали происходить все эти ужасные вещи. Нет, черт подери, ей все это
совсем не нравилось, она чувствовала себя такой одинокой, что буквально сходила
с ума.
Члены Банды клыкастых не встретили ее южнее Далласа, а ведь
они обещали. Она прождала их возле кладбища целых две ночи и поняла, что
случилось нечто ужасное. Действительно, что-то было не так. Они никогда не
отправились бы в Калифорнию без нее. Они собирались посмотреть в Сан-Франциско
выступление Вампира Лестата, но времени до концерта было еще полно. Нет,
определенно что-то случилось. В этом она не сомневалась.
Даже когда она была еще живой, Беби Дженкс могла чувствовать
такого рода вещи, а теперь, когда она стала одной из Мертвых, эта ее
способность многократно усилилась. Она уверена, что Банда клыкастых попала в
большую беду. Киллер и Дэвис никогда бы ее не бросили. Киллер сказал, что любит
ее. А иначе с чего бы он вдруг стал ее превращать? Если бы не любил? Да если бы
не Киллер, она бы умерла там, в Детройте.
Она истекала кровью и умерла бы. И все из-за врача. Он
избавил ее от ребенка, но ей суждено было умереть, потому что он что-то там
перерезал внутри, а она настолько круто сидела на героине, что ей уже было все
равно. А потом произошел этот забавный случай. Она вдруг взлетела и с высоты
увидела собственное тело. И наркотики были здесь ни при чем. Она чувствовала,
что должно случиться еще много всего интересного.
Она видела, как внизу в комнату вошел Киллер, и поняла, что
он мертвец. Конечно же, она тогда и понятия не имела, как он сам себя называл,
она только знала, что он не живой. Хотя, вообще-то, он ничем не отличался от
обыкновенного парня. Черные джинсы, черные волосы, выразительные черные глаза.
На спине его кожаной куртки была надпись: «Банда клыкастых». Он сел возле
кровати и склонился над ее телом.
– Ну разве ты не миленькая, малышка? – произнес
он. Те же чертовы слова произнес когда-то и сутенер, заставивший Беби заплести
волосы в косу и закрепить пластмассовыми заколками, перед тем как отправить ее
на улицу.
И вдруг – бац! Она вновь оказалась в собственном теле и
почувствовала, что оно наполнено чем-то гораздо более теплым и приятным, чем
героин.
– Ты не умрешь, Беби Дженкс, никогда не умрешь, –
услышала она его голос.
Зубы ее вонзились в его шею, и – надо же! – это было
так чудесно!
Но вот что касается «никогда»… Теперь она вовсе не была в
этом уверена.
Перед тем как Беби, окончательно решив бросить Банду
клыкастых, испарилась из Далласа, она видела обгоревший дочерна дом одной из
общин на Суисс-авеню. В окнах не осталось ни одного стекла. То же самое было и
в Оклахома-Сити. Хотелось бы знать, какого черта и что сталось со всеми обитавшими
там ребятами из племени Мертвых. Ведь все они тоже были кровопийцами из
большого города, ловкими малыми, называвшими себя вампирами.
Ее разобрал смех, когда Киллер и Дэвис рассказали ей о том,
что эти Мертвецы разгуливают в костюмах-тройках, слушают классическую музыку и
величают себя вампирами. Да она чуть не умерла от хохота. Дэвису это тоже
казалось смешным, но Киллер велел ей быть с ними поосторожнее. Он посоветовал
держаться от них подальше.
Прежде чем она бросила их и отправилась в Ган-Баррел-Сити,
Киллер, Дэвис, Тим и Расс показали ей дом общины на Суисс-авеню.
– Ты должна всегда знать, где он находится, –
сказал Дэвис. – И держаться от него подальше.
