«Сейчас загорится огонь, Лестат. Не смей смотреть на
Габриэль или на Луи, иначе она может направить его в ту сторону. Умри первым,
как истинный трус, и тогда тебе не придется смотреть, как умрут они. Самое
страшное – ты так и не узнаешь, кто победит, восторжествует ли она, или же мы
падем все вместе. Все равно что не знать, зачем все это нужно, какого черта
означал сон о близнецах или с чего начался мир. Ты попросту никогда ничего не
узнаешь».
Я уже плакал, плакала и она, опять превратившись в то
нежное, хрупкое существо, которое я обнимал на Сан-Доминго и которое так
нуждалось во мне, но эта слабость все же не уничтожила ее, хотя, без сомнения,
уничтожит меня.
– Лестат… – прошептала она, все еще отказываясь
верить.
– Я не могу пойти за тобой, – ответил я
надломленным голосом. Я медленно встал. – Мы не ангелы, Акаша, мы не боги.
Стать человеком – вот о чем мечтает большинство из нас. Для нас мифом стал
человек.
Я чуть не умер, глядя на нее. Я вспоминал, как в меня
перетекала ее кровь, думал о силе, которой она меня наделила. О том, как мы с
ней путешествовали в облаках. Об эйфории в деревне на Гаити, когда пришли женщины
со свечами, распевавшие гимны.
– Но все будет именно так, любовь моя, – шептала
она. – Мужайся! Это правда. – По ее лицу стекали ручейки кровавых
слез. Губы дрожали, а гладкий лоб прорезали идеально прямые линии, выражавшие
абсолютное горе.
Потом она выпрямилась. Она отвела глаза, ее лицо лишилось
выражения и разгладилось. Она на нас не смотрела, я чувствовал, что она
набирается мужества и остальным лучше действовать поскорее. Я мечтал об этом,
словно вонзал в нее кинжал: лучше бы они быстрее сразили ее – а по моему лицу
текли слезы.
Но все произошло иначе. Откуда-то донесся мощный музыкальный
звук. Разбилось стекло, много стекла. Внезапно Дэниел заволновался. И Джесс. Но
старейшие не двигались и слушали. И снова – треск рассыпающихся стекол. Кто-то
проник в этот беспорядочно выстроенный дом через один из многочисленных входов.
Она отступила на шаг. Она вздрогнула, как будто ее посетило
видение, и на лестнице за открытой дверью раздался громкий глухой звук. Кто-то
находился внизу, в коридоре.
Она отошла от стола к камину и выглядела при этом ужасно
испуганной.
Разве такое возможно? Знала ли она, кто пришел, был ли это
кто-то из древнейших? Так вот чего она боялась – новой силы, способной добиться
того, чего не могли сделать собравшиеся здесь?
Нет, в ее мыслях не было подобного расчета, я это знал, она
терпела поражение в собственной душе. Ее оставило мужество. Значит, дело
все-таки в потребности, в одиночестве! Все началось с моего сопротивления, они
усугубили его, а я нанес ей еще один удар. А теперь ее гипнотизировал этот
громкий, отдающийся эхом безличный шум. Но она знала, кто это. Знали и
остальные.
Шум усиливался. Гость поднимался по лестнице. С каждым
тяжелым шагом дрожал потолок и качались старые железные пилоны.
– Но кто это? – внезапно спросил я, не в силах
больше выносить напряжение. Перед глазами опять возникла все та же картина:
тело матери и близнецы.
– Акаша! – сказал Мариус. – Дай нам время, о
котором мы просим. Отрекись от своего решения. Этого достаточно!
– Достаточно для чего? – резко, почти по-дикарски
выкрикнула она.
– Для нашей жизни, Акаша, – сказал он. – Для
всех наших жизней!
Я услышал, как Хайман, до этого не издавший ни звука, тихо
рассмеялся.
Шаги достигли лестницы.
Маарет стояла в дверном проеме, рядом с ней – Маэл. Я и не
заметил, чтобы они двигались.
Потом я увидел, кто это был. Женщина, которую я видел в
проблесках озарения, пробравшаяся сквозь джунгли, прорывшая себе путь из земли,
прошагавшая долгие мили по голой равнине. Вторая сестра из снов, которых я так
и не понял! А теперь она стояла в дымке мутного света, проникающего с лестницы,
и глядела прямо на стоявшую спиной к стеклянной стене и к бушующему огню в
тридцати футах от нее Акашу.
Ну надо же! Все, даже старейшие, даже Мариус, буквально
задохнулись от изумления.
Ее всю покрывала тонкая корка земли, всю целиком, включая
волнистые длинные волосы. Постепенно отваливающаяся комьями грязь все еще
плотно держалась на обнаженных руках и босых ногах, словно она была создана из
самой земли. На лице земля превратилась в маску. И из этой маски проглядывали
покрасневшие глаза. Ее тело скрывала тряпка, грязное рваное одеяло,
перехваченное на талии пеньковой веревкой.
Какой импульс заставил подобное существо прикрыть свое тело,
что за нежная человеческая скромность побудила этот живой труп остановиться и
соорудить для себя нехитрое одеяние, какие страдающие останки человеческой
души?
Тонкая фигура Маарет, стоящей рядом с ней, внезапно словно
ослабла, как будто готовая вот-вот упасть.
– Мекаре! – прошептала она.
Но женщина ее не видела и не слышала, горящими животным
коварством глазами следила она за Акашей, которая перешла обратно к столу,
отделявшему ее от этого существа. Лицо Акаши ожесточилось, в глазах засверкала
неприкрытая ненависть.
– Мекаре! – вскрикнула Маарет.
Она раскинула руки, чтобы схватить женщину за плечи и
развернуть к себе.
Правая рука женщины выпрямилась, оттолкнув Маарет так, что
та пролетела несколько ярдов и ударилась о стену.
Огромное стекло задрожало, но не разбилось. Маарет слегка
оперлась о него пальцами и с плавной кошачьей грацией вскочила, попав в объятия
Эрика, помчавшегося ей на помощь.
Он моментально потащил ее к двери. Ибо женщина ударила по
огромному столу, в результате чего он проехал по комнате в сторону северной
стены и перевернулся на бок.
Габриэль и Луи быстро перебрались в северо-западный угол.
Сантино и Арман бросились в другом направлении, к Маэлу, Эрику и Маарет.
Мы же, оказавшиеся с другой стороны, просто отступили назад,
кроме Джесс, направившейся к двери.
Она остановилась рядом с Хайманом, и, взглянув на него, я с
изумлением обнаружил, что на его губах играет тонкая горькая усмешка.
– Проклятие, моя царица, – резко повысил он голос.
Женщина застыла, словно услышала его слова за своей спиной.
Но не повернулась.
Акаша заметно дрожала, по ее лицу, мерцавшему в свете очага,
вновь потекли слезы.
– Все против меня, все! – сказала она. – И
никто не встанет со мной рядом! – Она смотрела на меня, хотя женщина
подходила все ближе и ближе.
