Безмолвие. В воздухе полно дыма. Там, где веками жили эти
люди, не осталось ничего. Глиняные кирпичи разбросаны в беспорядке, глиняные
горшки разбиты, все, что могло сгореть, сгорело. Мухи слетаются к лежащим на
земле телам младенцев с перерезанным горлом. Никто не предаст огню эти трупы,
никто не поглотит их плоть. Этот ритуал вместе со всеми его силами и тайнами
навсегда исчезнет из жизни людей. Приближаются шакалы. Солдаты уже ушли. Где же
близнецы? Он слышит их плач, но нигде не может их найти. Над узкой извилистой
дорогой, пересекающей долину и уходящей в сторону пустыни, разражается
невиданной силы гроза. Духи вызывают гром. Духи проливают дождь.
Глаза его широко распахиваются. Чикаго, Мичиган-авеню,
полдень. Сон исчез, как будто выключили свет. Он сидит, дрожащий, обливающийся
потом.
Неподалеку работает радиоприемник. Завораживающий, скорбный
голос Лестата поет о Тех, Кого Следует Оберегать:
Мать и Отец,
Храните молчание,
Храните свои тайны,
Но те, кто еще способен,
Пойте со мной эту песню.
Сыновья и дочери —
Дети Тьмы,
Возвысьте свой голос
И пойте хором,
И да услышат нас Небеса.
Собирайтесь все вместе,
Братья и сестры,
И приходите ко мне.
Он поднялся и пошел. В Уотер-тауэр, так похожий на остров
Ночи с его необъятными магазинами, нескончаемой музыкой, обилием огней и
сияющими стеклами витрин.
Сейчас уже почти восемь, а он все идет и идет, чтобы только
не заснуть, сбежать от сна. Ему было совсем не до музыки и света. Как долго
будет длиться этот сон в следующий раз? Суждено ли ему узнать, живы они или
погибли? Мои красавицы, мои несчастные красавицы…
Он остановился и на минуту повернулся спиной к ветру,
прислушиваясь к доносящемуся откуда-то издалека бою курантов, и тут заметил
заляпанные грязью часы над прилавком дешевой забегаловки: так и есть, Лестат на
Западном побережье уже поднялся. Интересно, кто с ним сейчас? Там ли Луи? И
концерт… до него осталось чуть больше суток. Катастрофа! Арман, пожалуйста.
Резкий порыв ветра заставил его отступить на несколько
шагов, и его затрясло от холода. Руки заледенели. Кажется, никогда в своей
жизни он еще так не замерзал. Вместе с толпой он терпеливо пересек
Мичиган-авеню возле светофора и остановился перед стеклянными витринами
книжного магазина, увидев выставленную там книгу «Вампир Лестат».
Арман ее, конечно же, прочел, слово за словом проглотил в
свойственной ему жуткой, просто кошмарной манере чтения: он безостановочно
перелистывал страницу за страницей, сверкающим взглядом мгновенно схватывая
текст, пока не добирался до конца книги; после этого он отбрасывал книгу в
сторону. Как может создание, сияющее такой красотой, вызывать такое… как бы это
сказать, отвращение, что ли? Нет, он вынужден признать, что никогда не
испытывал отвращения к Арману. Его неизменным чувством была скорее неутолимая и
безнадежная страсть.
Внутри теплого магазина молодая девушка взяла экземпляр
книги Лестата и посмотрела в окно, пристально вглядываясь в стоящего на
тротуаре Дэниела. Стекло перед ним запотело от дыхания.
«Не волнуйся, милая, я богатый человек. Я мог бы купить этот
магазин со всеми книгами и подарить тебе. Я полновластный хозяин собственного
острова, я приспешник дьявола, и он готов исполнить любое мое желание. Хочешь
выйти и взять меня за руку?»
На побережье Флориды давно стемнело. Остров Ночи уже
заполонили толпы людей.
С заходом солнца на каждом из пяти этажей устланного
богатыми коврами особняка распахнули свои стеклянные двери магазины, рестораны
и бары. Тихо загудели механизмы серебристых эскалаторов. Дэниел закрыл глаза, и
перед его мысленным взором возникли стеклянные стены террас, с которых
открывался вид на гавань. Он почти услышал грохот пляшущих струй фонтанов,
увидел длинные узкие клумбы, на которых круглый год цвели нарциссы и тюльпаны,
до него донеслась завораживающая музыка, звучащая словно биение сердца внутри
всей этой красоты.
А Арман… Наверное, он бродит сейчас по тускло освещенным
комнатам виллы, в нескольких шагах от туристов и покупателей, но при этом
надежно отрезанный от них стальными дверями и белыми стенами, – бродит по
обширному пространству дворца с французскими окнами и широкими балконами,
нависшими над светлым песком. Из уединенной, однако расположенной совсем
недалеко от людской суеты просторной гостиной видны мерцающие береговые огни
Майами.
А может быть, он вышел через одну из замаскированных в
стенах дверей прямо на галерею для публики. «Жить и дышать среди смертных» –
именно так он называл эти прогулки в стенах совершенно безопасной и изолированной
от мира вселенной, созданной им вместе с Дэниелом. Как же Арман любит теплые
бризы Мексиканского залива и вечную весну, царящую на острове Ночи!
Огни будут гореть до самого рассвета.
«Пришли за мной кого-нибудь, Арман! Ты мне нужен! Признайся,
ведь ты же сам хочешь, чтобы я вернулся домой!»
Нечто подобное происходило и раньше, причем неоднократно. И
никоим образом не было связано ни со странными снами, ни с возвращением
Лестата, рычащего с экранов и кассет, словно Люцифер.
Обычно, когда Дэниел, испытывая потребность в смене
обстановки, переезжал из города в город и бродил по улицам Нью-Йорка, Чикаго
или Нового Орлеана, в течение нескольких месяцев все шло нормально. И вдруг
происходил полный разлад. В какой-то момент он осознавал, что вот уже целых
пять часов не встает с кресла. Или внезапно, охваченный страхом, просыпался в
несвежей, вонючей постели, не в силах вспомнить даже название города, в котором
находится или в котором был несколько дней назад. И тогда за ним приезжала
машина, а чуть позже самолет уносил его домой.
И разве не Арман стоял за всем этим? Разве не он каким-то
образом провоцировал такие периоды умопомрачения у Дэниела? Разве не Арман с
помощью черной магии иссушал все источники удовольствия и буквально выбивал у
него почву из-под ног? А ведь дело доходило до того, что при виде знакомого
лица шофера, везущего его в аэропорт, – человека, которого не шокировали
ни выходки Дэниела, ни его небритое лицо, ни грязная одежда, – он приходил
едва ли не в восторг!
Но каждый раз, когда Дэниел оказывался в конце концов на
острове Ночи, Арман все отрицал.
– Ты вернулся ко мне, потому что сам этого
хотел, – как ни в чем не бывало говорил Арман, и его сияющее лицо
оставалось при этом невозмутимым, а глаза излучали любовь. – Теперь у тебя
нет ничего, Дэниел, только я. И это тебе известно. За пределами этого острова
тебя ждет безумие.
