Книга Царица проклятых, страница 96. Автор книги Энн Райс

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Царица проклятых»

Cтраница 96

Близнецы. Там, в доме, их ждет эта рыжеволосая женщина. Ему говорил Сантино. Маэл тоже это знает. Но кто она? И почему ему не хочется узнать ответ? Почему это самый мрачный час его жизни? Его тело полностью исцелилось, вне всякого сомнения; но что излечит его душу?

И Арман здесь – в этом странном доме у подножия горы. Арман… После стольких лет? Сантино рассказал ему и об Армане, и о том, что Луи и Габриэль остались в живых.

Маэл изучающе смотрел на него.

– Он ждет тебя, – сказал он. – Твой Амадео. – В голосе его не прозвучало ничего, кроме уважения и симпатии.

И из огромного хранилища воспоминаний, с которыми Мариус никогда не расставался, всплыл давно позабытый момент, удивительный в своей ясности: посещение Маэлом венецианского палаццо в благополучные годы пятнадцатого века, когда Мариус и Арман были так счастливы. Тогда Маэл впервые увидел смертного мальчика, работавшего с другими подмастерьями над фреской, которую незадолго до этого Мариус доверил их еще неопытным рукам. Странно, как живо вспомнились запахи: яичной темперы, свечей и тот знакомый запах – в воспоминаниях отнюдь не неприятный, – который довлел над всей Венецией, запах гниения, темных вонючих вод каналов. «Ты хочешь сделать его одним из нас?» – спросил тогда Маэл. «Когда придет время, – с оттенком легкого презрения в голосе ответил Мариус, – когда придет время». И года не прошло, как он совершил эту оплошность: «Иди ко мне, дитя, я больше не могу без тебя жить…»

Мариус пристально смотрел вдаль, на дом.

«Мой мир рушится, а я думаю о нем – о моем Амадео, моем Армане».

Внезапно охватившие его чувства были одновременно и сладкими и горькими; похожие эмоции вызывала в нем музыка – гармоничные оркестровые мелодии последних веков, трагическое звучание так любимых им произведений Брамса и Шостаковича.

Но у него не было времени насладиться этой встречей. Не было времени почувствовать тепло, обрадоваться, сказать Арману все, что он хотел сказать.

В сравнении с тем, что камнем лежало у него на душе, горечь казалась чувством мелким и поверхностным.

«Я должен был уничтожить их, Мать и Отца! Должен был всех нас уничтожить!»

– Благодарение богам, – сказал Маэл, – что ты этого не сделал.

– Отчего же? – спросил Мариус. – Отчего?

Пандора вздрогнула, и он почувствовал, как ее рука легла ему на талию. И почему он так из-за этого злится? Он резко повернулся к ней, намереваясь ударить ее, оттолкнуть. Но то, что он увидел, заставило его остановиться. Она даже не смотрела на него, а лицо ее было таким отрешенным и утомленным, что он с новой, еще большей силой почувствовал собственную усталость. Ему хотелось плакать. Благополучие Пандоры всегда было важнейшим элементом его собственного существования. Ему не хотелось быть рядом с ней – лучше вообще к ней не приближаться, – но он должен был знать, что она где-то есть, что она жива, что они, возможно, еще встретятся. При виде Пандоры он исполнился дурных предчувствий. Если он испытывал горечь, то Пандора пребывала в полном отчаянии.

– Пойдем, – с изысканной учтивостью произнес Сантино, – нас ждут…

– Знаю, – ответил Мариус.

– Ох, ну и хороши же мы, все трое! – вдруг прошептала Пандора. Она выглядела измученной, хрупкой, изголодавшейся по отдыху и сну, но обхватила Мариуса еще крепче.

– Я могу идти без посторонней помощи, благодарю покорно, – сказал он с не свойственным ему стремлением сделать гадость – и кому? Той, кого он любил больше всех на свете.

– Так пойди прогуляйся, – ответила она. На секунду он заметил частичку ее прежнего тепла, даже искру ее прежнего юмора. Она легко подтолкнула его и одна направилась к дому.

Горечь. Он шел за ней, а мысли его были полны горечи. Этим бессмертным пользы от него не будет. Но он шел вместе с Маэлом и Сантино к лившемуся из окон свету. Секвойи погрузились во мрак; ни листочка не шелохнулось. Но воздух здесь чистый, пахнет свежестью и не такой колючий, как на севере.

Арман… При одной только мысли о нем Мариусу хотелось плакать.

Затем он увидел, как в дверях показалась женщина. Сильфида с длинными, вьющимися рыжими волосами, в которых играл свет.

Он не остановился, но инстинктивно почувствовал страх. Определенно, она не менее древняя, чем Акаша. Бледные брови сливались с сияющим лицом. Рот совсем лишен красок. А глаза… Глаза не ее. Нет, их забрали у смертной жертвы, и они уже сейчас ее подводят. Видит она явно не очень хорошо. Так вот она кто… Ослепленная сестра из сна! И тонкие нервные окончания в похищенных глазах причиняют ей боль.

Пандора остановилась у нижней ступеньки.

Мариус прошел мимо нее и поднялся на крыльцо. Он встал перед рыжеволосой женщиной, пораженный ее ростом – она была не ниже, чем он сам, – и изящной симметричностью ее похожего на маску лица. На ней было длинное свободное платье из черной шерсти с высоким воротником и широкими рукавами, свободными складками ниспадавшее из-под узкого пояса – плетеного черного шнура, который охватывал стройное тело чуть ниже небольшой груди. Удивительно красивое платье. Благодаря ему лицо женщины в обрамлении рыжих волос кажется еще более светлым и отстраненным – маска, скрывающая внутреннее пламя.

Но помимо этих простых атрибутов, которыми она в том или ином виде обладала уже более шести тысяч лет, было и еще чему удивиться. Его поразила энергия этой женщины. Она выглядела бесконечно гибкой и невероятно опасной. Неужели это настоящая бессмертная? Та, что никогда не засыпала, никогда не умолкала, никогда не поддавалась безумию? Та, что с трезвым рассудком размеренным шагом проходит сквозь все тысячелетия с того момента, как появилась на свет.

Она дала ему понять, что это именно так.

Ее неизмеримая сила светилась раскаленным пламенем; но он чувствовал в ней природную непринужденность и восприимчивость цепкого ума.

Однако как же истолковать выражение ее лица? Как понять, что она на самом деле чувствует?

Он нее веяло глубинной, мягкой женственностью, загадочной, как и все в ней, нежностью и незащищенностью, которые у него ассоциировалась исключительно с женщинами, хотя иногда он обнаруживал эти качества и у совсем юных мужчин. В снах ее лицо буквально лучилось нежностью; теперь она стала невидимой, но никуда не исчезла. В другое время он мог бы поддаться ее чарам; теперь же он просто отметил это, как отметил ухоженные, покрытые золотым лаком ногти и драгоценные кольца.

– Все эти годы ты знала о моем существовании, – учтиво заговорил он на древней латыни. – Знала, что я – хранитель Матери и Отца. Почему же ты не пришла ко мне? Почему не рассказала, кто ты такая?

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация