Мне казалось, что телефонный аппарат подпрыгивает на полке. Я смотрел на него с кривой ухмылкой, заранее не веря ни единому слову, которое прозвучит в трубке. Придется ответить, иначе трубка попросту сгорит от перегрева.
– Алло, слушаю!
Короткая пауза. И вместо голоса Ирэн – низкий мужской баритон:
– Кирилл? Это Лобский.
Вот это сюрприз! Ирэн решила, что лучше будет, если со мной поговорит Крот?
– Я мчался за вами по пятам, – сказал Лобский, – но вы так ловко проходили повороты, что мне не удалось вас догнать. Я звоню из машины, стою рядом с вашим подъездом… Не могли бы вы спуститься? Уверяю вас, нам есть о чем поговорить.
К разговору с Лобским я не был готов. И вообще, я не представлял, о чем он хочет со мной говорить? Единственная точка соприкосновения с ним – это Ирэн. Но именно о ней мне меньше всего хотелось говорить.
Не выпуская трубку из руки, я подошел к окну и увидел массивный, цвета мокрого асфальта, корпус «Мерседеса». Рядом с машиной с мобильником в руке стоял Лобский в длинном черном пальто и кепке. Спуститься к нему? Он предложит сесть в машину, и это позволит ему чувствовать себя полным хозяином положения.
– Я уже разулся, – ответил я. – Если вам очень надо, можете подняться ко мне.
Лобский издал какой-то звук, который, по-видимому, означал недовольство моим предложением, и все же согласился. Появившись перед дверью моей квартиры, он долго и излишне старательно вытирал ноги и шагнул в прихожую так, словно она являла собой полянку, усыпанную грибами, и Лобский очень боялся их раздавить.
– Весьма уютное гнездышко, – оценил он, глядя на зеркальный потолок и стены, обвешанные полотнами именитых художников-пейзажистов.
Я не предложил ему ни раздеться, ни пройти в комнату. Лобский, изображая неловкость, топтался у входной двери.
– В общем… гм… – произнес он, поняв, что я буду упорно молчать и не начну разговор первым. – Вы, конечно, имели право так поступить, но я хочу вам сказать, что не стоило принимать такое серьезное решение сгоряча. Вы сделали себе только хуже. Ирэн говорила, что вы вспыльчивый, но быстро отходите, но, к сожалению, команды уже утверждены, и мы не в силах ничего изменить…
– Я ничего не собираюсь менять, – сказал я.
– Да, конечно, – кивнул он, – и все же я не совсем понимаю причину вашей антипатии ко мне…
– Скажите, – перебил я Лобского. – Вы давно знаете Ирэн?
При упоминании этого имени лицо Лобского размякло, словно выложенное на противень тесто.
– Конечно! Много лет! Не меньше десяти, это точно!
У меня в груди что-то болезненно сжалось. Я внимательно следил за его глазами, надеясь заметить какие-либо признаки лжи, но Лобский широко улыбнулся, и при этом его глаза сузились и спрятались за плотно сомкнутыми пушистыми ресницами. Теперь он напоминал разомлевшего на солнце кота.
– А разве она вам не рассказывала? – спросил он, вскинув вверх брови. По его лицу было видно, что мой ответ ему не нужен, он и без того все прекрасно знает, но, видимо, хочет получить удовольствие. – Странно. Наверное, Ирэн не слишком доверяет вам, коль утаила такой значимый эпизод своей жизни…
Еще мгновение – и я врежу ему в челюсть. Лобский догадался об этом.
– О, нет, нет! – покрутил он головой. – Я не люблю выдавать чужие тайны. Это ее право – раскрывать перед вами теневую сторону своей жизни. Я пришел вовсе не для этого. Мне нужен совет.
Я пытался предугадать, чего он добивается? Какая истинная цель его появления?
– Вы, наверное, догадались, что я тщеславен, – сказал Лобский, приглаживая ладонью волосы и искоса поглядывая на свое отражение в зеркале. – И полон решимости победить в Игре…
– Вы нуждаетесь в деньгах? – перебил я его.
– Нет, что вы! – усмехнулся Лобский. – Разве это деньги? Меня привлекает только адреналин! Побыть на острие жизни! На той грани, откуда начинается безумство храбрых… Разве вы сами не любите приключения и риск?
– Что вы от меня хотите?
– Ирэн очень привязана ко мне, и я не мог не оценить той отчаянной жертвенности, которую она продемонстрировала перед телекамерами. И все же я беспокоюсь: готова ли она к тем испытаниям, какие ожидают нас в Игре? Вы хорошо знаете ее слабые и сильные стороны…
– Разве теперь это что-нибудь изменит? Команды уже утверждены, отступать некуда. Теперь Ирэн – ваш крест.
– Конечно, конечно. Но вы говорите так зловеще…
– Я думаю, Ирэн очень скоро пожалеет, что увязалась за вами, – сказал я откровенно и не без удовольствия. – И тогда я вам не завидую. Если ей что-нибудь не нравится, она становится совершенно несносной. Ее невозможно убедить в своей правоте. Она не станет вас слушать и проявит завидное упрямство. За каждой вашей просьбой будет следовать категорический отказ. Над всякой вашей идеей она будет громко смеяться. Любую вашу умную мысль она повернет так, что вы почувствуете себя полным кретином. В конце концов вы поверите в то, что вы и есть полный кретин.
– Мрачная перспектива, – произнес Лобский.
– Более чем!
– Но у вас еще есть время, чтобы морально подготовить Ирэн к испытаниям, дать ей какие-нибудь важные советы, обучить полезным приемам. Словом, настроить ее на борьбу до победного конца.
– Это не мои, а ваши проблемы.
– У меня складывается впечатление, что вам безразлично, выиграет наша пара или нет. Разве вы не хотите, чтобы Ирэн получила половину призового фонда? Это, между прочим, сто пятьдесят тысяч долларов!
– Работа в моем частном агентстве может принести значительно больше денег, – сделал я весьма смелое заявление.
– Что вы говорите! – порадовался за меня Лобский и хитро сверкнул глазами.
– Да. Именно по этой причине я не буду принимать участия в Игре.
Эта новость его слегка обескуражила.
– Как? Не будете принимать участия? – переспросил он и недоверчиво вскинул белесую бровь вверх.
– Совершенно верно. У меня куча заявок от клиентов. Деньги сыплются на меня водопадом. Я не располагаю ни одной свободной минутой.
– Ах, вот оно в чем дело, – протяжно произнес Лобский, опуская глаза. – Тогда мне все ясно. Мне абсолютно все ясно. Вопросов больше не имею…
Он повернулся к двери.
– Могу только передать Ирэн свои пожелания, – сказал я напоследок. – Скажите ей, чтобы она не беспокоилась за дела в агентстве и всецело посвятила себя выживанию в вашем замечательном обществе.
– Конечно, – пробормотал Лобский, переступая порог. – Непременно. Обязательно передам…
Я захлопнул за ним дверь, пошел на кухню и, дабы быстрее успокоиться, стал намазывать ломоть хлеба маслом. Этот урод заикнулся о каких-то теневых сторонах жизни Ирэн! На что он намекал? Ирэн, конечно, не святая. Но ничего порочного или преступного она не могла совершить, в этом я уверен! Бывает капризной, бывает излишне впечатлительной и увлекающейся. А кто без подобных грехов? Я метался по кухне, откусывая от бутерброда. «Ирэн очень привязана ко мне…» Какая наглая самоуверенность! У меня нет никаких оснований верить его словам! И мой утренний приступ ревности – всего лишь бесконтрольный всплеск эмоций, которые, кстати, уже улеглись. Ну и что с того, что Ирэн предложила ему себя в качестве спасателя? Да она слишком зациклилась на деньгах для аренды офиса! И когда увидела, что я отказался играть в паре с Лобским, ринулась спасать ситуацию. Лобскому удалось убедить ее, что обязательно победит. И потому сто пятьдесят тысяч долларов представляются Ирэн необыкновенно легкой добычей. Должно быть, она уже чувствует в руках тяжесть пачек, перетянутых банковской лентой. Она схватила жар-птицу за хвост и не намерена упускать ее. Но Лобский не выиграет. Впечатление супермена он не производит. Он привык к комфорту, дорогим машинам и роскошным офисам. Я могу представить его разве что за полированным письменным столом. Но никак не в камуфляжном костюме и с тяжелым рюкзаком за плечами. Лобский непременно проиграет. Он опозорится перед Ирэн, продемонстрировав ей свою беспомощность и несостоятельность. И Морфичев проиграет. Потому что рядом с ним не будет меня. Это будет шоу неприспособленных для борьбы людей. Жалкое зрелище!
