Я похлопал рабочего по спине и сказал:
– Зайди ко мне через минуту.
В кабинете он появился сразу же, как только я сел за стол. Переступил порог, низко пригнувшись, словно опасался задеть косяк, и стянул с головы белую от цементной пыли кепку.
– Я хочу спросить твоего совета, – сказал я, подпирая подбородок кулаком.
Рабочий переступил с ноги на ногу и кашлянул, прочищая горло для ответа.
– Я подыскал новую бригаду из двенадцати человек. Парни все крымские, дружные, работать умеют. Но вот бригадира я решил оставить прежнего – Романа. Что ты по этому поводу думаешь?
Доходяга, напрягая губы, молча покрутил в разные стороны головой. Я давно заметил: когда он собирался что-либо сказать, то мучительно долго подыскивал слова.
– Простите, хозяин, – наконец произнес он. – Я не в порядке доноса, а так… ради совета.
– Я тебя ради совета и позвал.
Доходяга так посмотрел на меня своими печальными глазами, что я почувствовал себя должником.
– Выпить хочешь? – предложил я, чтобы немного его расслабить.
– Ну-у-у… – простонал он, боясь опустить глаза, – если вам не жалко, то трошки можно… Так, чуть-чуть. Для символики…
– Тогда садись, не торчи в дверях, – попросил я, выставляя на сервировочный столик два бокала и наливая по глотку «Мартеля».
Доходяга присел на край стула, взял бокал в ладони, как птенца, и понюхал коричневый маслянистый коньяк.
– Вино – не вино, водка – не водка, – бормотал он.
Я смотрел на его черную куртку без пуговиц, на руки с грязными ногтями, на изможденное лицо, и оттого, что между нами была бездна, испытывал к нему странную отталкивающую жалость, как к бездомному псу, которому не рискуешь слишком часто выносить кости, чтобы не приручить.
– Хороший у вас кабинет, – произнес он, смакуя коньяк и глядя на зеркальный потолок. – Так сказать, евроремонт.
– Ты мне собирался что-то сказать? – напомнил я.
– Что сказать? – неопределенно пожал плечами Доходяга. – Сначала вроде как что-то хотел сказать, а теперь, думаю, и говорить нечего…
Я выжидающе смотрел на рабочего. Кулак устал держать тяжелую от проблем голову.
– Роман – дурной человек, – повторил он, опуская бокал на столик и хлопая себя по карманам. – Сигареточку бы. Свои забыл…
– Почему же он дурной?
– Потому что зла вам желает. Оттого, что вы его со строительства прогнали, может вам сделать гадость.
– Так ведь не сделал же! Да и поздно уже. Я снова беру его на работу.
– А он злопамятный. Мстительный. А вдруг украдет у вас что? И тогда на всех рабочих тень упадет!
– Понятно, – ответил я и встал из-за стола. – Спасибо, что предупредил. Я буду за ним внимательно следить.
– Да как не предупредить! – засуетился Доходяга, тоже поднялся со стула и торопливо схватил бокал, в котором что-то еще оставалось на дне. – Вы, хозяин, человек хоть строгий, но справедливый. В общем, за вас!
Он вытряхнул последнюю каплю себе на язык, причмокнул и бережно поставил бокал на столик.
– Надень что-нибудь почище, – сказал я, глядя на белые отпечатки двух полушарий, оставшиеся на стуле. – Поедем с тобой подбирать плитку для бассейна.
Глава 31
Ночное шоссе в свете фар напоминало ребро точильного камня. Мы бесшумно катились по нему, не видя в кромешной тьме ни гор, ни моря, и в свет фар, как мотыльки, попадали лишь белые ограничительные столбики. Было без четверти одиннадцать, мы подъезжали к сороковому километру трассы, соединяющей Ялту с Феодосией.
– Ты сумеешь его ударить? – спросил я Ингу.
Она была взволнована, напряжена, но старалась не показывать этого.
– Чем?
Я опустил руку, достал из-за сиденья графитовую теннисную ракетку и протянул ей.
– Как мячик, что ли? – усмехнулась Инга, проверяя кулаком натяжку струн.
– Нет, не как мячик. Ты должна ударить его ребром ракетки, как топором. И прямо по темечку.
Инга кинула на меня взгляд, пожала плечами.
– Я попробую.
– Пробовать у тебя не будет времени. Бить надо один раз и наверняка… Не бойся, это не смертельно. Ракетка, конечно, сломается, но его череп выдержит.
– А если он не просунет сюда голову?
– Просунет, – заверил я. – Ты должна быть предельно внимательной, как только я открою свою дверь, положу себе на колени мешочек с монетами и стану его развязывать… Ты меня внимательно слушаешь?
– Да, внимательно.
– Потом я возьму горсть монет и покажу ему, чтобы он убедился, что это не «кукла».
– Понятно…
– И в этот момент левой рукой я хватаю его за волосы и затаскиваю в салон. Ясно? А ты что делаешь?
– Ломаю ракетку об его голову… Смотри, машина!
Я сбавил скорость. Навстречу нам, ослепляя фарами, двигалась какая-то машина. Как только мы разминулись, я посмотрел в зеркало заднего вида.
– «Запорожец», – сказал я. – Причем желтый. Вряд ли нумизмат Лембит Лехтине приедет на такой машине.
Мы миновали пятидесятый километр, и я, как мне было предписано, развернулся в обратную сторону. Едва я занял свою полосу, как нам навстречу из-за поворота снова вынырнул желтый «Запорожец». Не подав никаких сигналов фарами, он проехал мимо.
Мы с Ингой переглянулись.
– Либо это он, либо не он, – выдал я бесспорную мысль. – Но если это совпадение, то очень редкое.
Я сбросил скорость до сорока километров в час. Машина на черепашьем ходу взбиралась на перевал. Я поглядывал в зеркало заднего вида, но ничего, кроме черноты, не видел.
– Нет, наверное, не он, – произнес я. Инга, вытащив из мешочка одну монету, рассматривала ее с таким видом, словно выбирала себе украшение в ювелирной лавке.
– А если антиквару вместе с подлинниками подсунуть несколько таких монет? – спросила она.
– Настоящий антиквар сразу заметит фальшивку, – ответил я. – Положи на место и завяжи.
Сорок четвертый километр. Я снова развернул машину в обратную сторону. Не прошло и трех минут, как мимо нас снова проехал все тот же желтый «Запорожец».
Мы с Ингой одновременно выкрикнули какое-то нечленораздельное междометие. Я ударил ладонью по рулевому колесу.
– Это он! Можно не сомневаться!
– Но почему не подает сигнала?! – возбужденно спросила Инга, повернувшись назад и провожая взглядом два красных габаритных огня.
– Проверяет, нет ли за нами «хвоста». А может быть, его что-то насторожило.
