Перед выходом я выпил стаканчик марочной мадеры, взял «дипломат» и тихо вышел из квартиры. Чтобы не обмануться в надеждах, я стал успокаивать разгулявшееся воображение. Никулин, конечно, добросовестный парень, но иногда склонен к преувеличениям. Бывало, что заурядные события он предвосхищал запредельными эпитетами, называя их «шокирующими», «потрясающими» или «сенсационными». Думаю, в нем умер преуспевающий журналист, профессиональный талант которого заключается в умении раздувать из мухи слона.
В середине Киевской улицы такси, в котором я ехал, застряло в пробке, и я понял, что мои нервы не выдержат такой пытки. Расплатившись с водителем, я выскочил из машины и быстро пошел в сторону вещевого рынка, чтобы затем через сквер выйти на Дражинского. Пробка вытянулась до самого моста через Дерекойку, где соединялись улицы Киевская, Московская и Маркса. Машины, стоящие в плотной колонне, рычали, дымили; у кого-то уже закипел тосол, и клубы едкого пара поднимались над разгоряченным капотом. Наверное, там, впереди, случилась серьезная авария. Я перешел на другую сторону, к реке. Пронзительно сигналя и сверкая проблесковыми маячками, сквозь затор медленно протискивалась машина «Скорой помощи». Двумя колесами она наехала на бордюр и едва не размазала меня о чугунную изгородь. Идущая мне навстречу старушка, качая головой, сказала:
– Человек под грузовик попал… Ой, страшно как! Столько кровищи! Вот «Скорая» поехала, а на что уже эта «Скорая»! Там ему всю грудь размолотило… Ой, не могу…
Я повернул в обратную сторону и перешел на Московскую. В голову стала навязчиво лезть мысль, что эта авария – предзнаменование некоего скверного события, которое меня ожидает. Я мысленно отругал себя за суеверие и, сокращая путь, через дворы вышел на улицу Руданского. На том мосту через Дерекойку часто случались аварии. И виноват во всем вещевой рынок. Машины паркуются где попало, народа тьма-тьмущая, толкотня, суета – вот и попадают люди под колеса.
Узкая улочка, соединяющая Руданского со Свердлова, круто пошла вверх. Из подъездов прилепившихся друг к другу старинных домов тянуло запахом старости и нищеты. Полил дождь. В водосточных трубах забулькало и застучало, словно по ним не вода сливалась, а сыпались гвозди и гайки. По брусчатке потекли потоки грязной воды с радужными разводами, прихватывая по пути мелкий бумажный мусор. Я уловил запах мокрой гари. Жильцы частенько поджигают мусор в баках, чтобы не платить за вывоз. Дождь хоть и гасит огонь, но воздух отравляется зловонным паром. Тогда невольно забываешь, что живешь в курортном городе – хочется надеть противогаз.
Мимо меня медленно проехала пожарная машина. Сидящий в кабине мужчина в брезентовой спецовке курил, поднося сигарету к губам, казавшимся неестественно красными. Лицо пожарного было выпачкано в саже. Ну вот, наверняка это был выезд на тушение мусора. Конечно, на мусор, куда ж еще! Дождик пошел вовремя и довершил работу пожарных… Я невольно ускорил шаг. Что ж это на душе так тревожно? Что ж это меня терзает какое-то недоброе предчувствие?
У продуктового магазина свернул налево. Отсюда до агентства рукой подать. Но я уже не иду, а почти бегу. Потоки дождевой воды, льющиеся мне навстречу, напоминают нефть. Они черные от угольной сажи, в них кружатся мелкие обугленные щепки. И запах… Тяжелый, удушливый запах мокрого пожарища…
Мне не хватает терпения обойти сквер, и я прыгаю через кусты, шлепаю ногами по раскисшему грунту газона, раздвигаю цепкие мокрые ветки. Я жадно смотрю вперед, где среди деревьев все отчетливее проступают контуры жилого дома, на первом этаже которого расположено мое агентство… Почему там так много людей? Зачем они толпятся под окнами, что-то бурно обсуждают?
Я вышел на асфальт, засыпанный осколками битого стекла и кусками обугленных оконных рам. Идти становилось труднее с каждым шагом, словно я находился на морском дне… Мое агентство изменилось неузнаваемо, и я даже сначала подумал, что ошибся адресом. Черные оконные проемы, из которых еще валил тяжелый пар, почерневшие стены дома… На ватных ногах я приблизился к распахнутой настежь металлической двери. Рядом с ней я с трудом разглядел оплавленную табличку с надписью «Детективное агентство». Из смолисто-черного дверного проема навстречу мне вышел пожарный. Он тянул за собой мокрый, сплющенный шланг, из наконечника которого еще выплескивалась вода.
– Нельзя туда! – сказал он мне, преграждая путь.
– Это мое агентство, – с усилием произнес я.
– Нет там уже никакого агентства, – равнодушным голосом ответил пожарный. – Все сгорело… Освобождайте проход!
Трудно описать, что я чувствовал, когда сидел на мокрой лавке в сквере, глядя на пузырящиеся от дождя лужи. Страха не было. Злости не было. Скорее, какое-то отупение, усталость, неживое безразличие ко всему… Пожарный сказал мне, что не исключена версия поджога; кто-то из жильцов дома за несколько минут до возгорания слышал, как разбилось окно агентства, а затем – сильный запах бензина. Поджог… Что ж за сволочь все это начудила? «Нет там уже никакого агентства…» Я стал вспоминать, а что, собственно, там было? Старая мебель, которую давно надо было вынести на свалку. Несколько шкафов с архивами. Несчетное количество нудных заявлений от обиженных граждан, которые нам передали из милиции. Скудная библиотека. Буфет, заставленный пустыми бутылками. Электроплита…
Пожалуй, самое ценное, что сгорело, так это документы, которые оставил под плитой Никулин. Жаль, очень хотелось их почитать, любопытство зашкаливало. Неужели именно из-за этих документов сожгли агентство? Напрасно, напрасно. Из пушки по воробьям. Ничего этот гребаный поджигатель не добился. Сейчас позвоню Ваньке Никулину, и он все расскажет…
Я набрал номер домашнего телефона Никулина. Долгие гудки… Я насчитал десять гудков, прежде чем отключил связь. Что ж, достану его через мобильный. Я набрал другой номер… Эка неудача! Недоступен Иоанн. А ведь он должен ждать моего звонка… Не надо паниковать. Гнать поганой метлой черные мысли! Оказывается, я по натуре пессимист. Подумаешь, недоступен абонент! Ну, выключил Ванька трубку. Или сели аккумуляторы – сколько раз у меня такое бывало! В конце концов, он спустился в подвальный пивной бар, куда радиоволны не проникают.
Я вымок до нитки, и меня стал колотить озноб. Надо где-нибудь согреться и привести мысли в порядок. Покрутил головой, словно забыл, где нахожусь… Вокруг – посеревшие от дождя деревья и дома. Кажется, что я смотрю на мир сквозь запотевшие очки… К Ашоту в кафе! Скорее к Ашоту! У него уютно и тепло. Тихо играет музыка. Потрескивают в камине дрова. Я закажу солянку, холодец с горчицей и хашламу. И водки. Тогда только я расслаблюсь, оживу. И смогу дозвониться до Ваньки. И услышу его голос: «Водку хлещешь, чудовище?» Я вызову его к Ашоту, и мы хорошо посидим…
Глава 10
ГАЛАТЕЯ
– Ну, как? Встретил своего друга Руслана? – спросил меня Ашот, принимая от меня насквозь мокрую рубашку и развешивая ее на спинке стула перед камином.
– Встретил! – кивнул я.
– Я рад за тебя, – с чувством произнес Ашот, протягивая мне полотенце. – Хороший друг – это все равно, что солидный счет в банке.
