Штурман оказался более сговорчивым. Глядя на меня заплывшим глазом, он потянулся рукой к планшету с картой и через минуту выдал командиру курс на аэродром Чкаловский. Я глянул на часы – без десяти восемь. Осталось чуть больше часа.
– Никаких облетов и пробных заходов! – предупредил я командира. – Ты должен сесть с первой попытки.
– Мне, конечно, приятно, – криво усмехнулся командир, – что ты так высоко оцениваешь мои способности…
– Молчать!
– Это безумие, – процедил командир. – Взлетно-посадочная полоса может быть занята другим самолетом.
– У твоего коллеги нет выбора, – напомнил я.
Самолет пробивал собой мучнистые облака, парил над вечерней землей, покрытой островками серых березовых рощ, над дачными поселками, похожими на россыпь разноцветных кубиков, над автомобильными трассами, по которым неторопливо, подобно насекомым, ползли автомобили.
Штурман монотонно называл числа, командир корректировал направление. Я видел, как он включил посадочные огни, как поставил автоматику тормозов на максимальное значение. Я невольно залюбовался мужественной и сосредоточенной работой пилота. Он забыл обо мне, о втором пилоте и осколке зеркала. Он думал только о тонкой серой полоске, на которую обязан был посадить многотонный самолет, полный пассажиров. Он поднял на дыбы весь свой опыт, все знания и навыки, которые когда-то постигал. И снова пошли на убыль обороты двигателя, и с металлическим лязгом вышли шасси, и поползли наружу, загибаясь книзу, закрылки; на нас, увеличиваясь в размерах, стремительно понеслась полоса с белой прерывистой линией посредине; и сжимался горизонт, и вырастали деревья, дома, локаторы, аэродромные машины, и все это замелькало в окнах, понеслось куда-то назад. Самолет ударился о полосу, подскочил, словно мяч, бесшумно спланировал, снова ударился, и тут уже нос пошел вниз, и взревели реверсы, гася скорость, и задрожала кабина, и покатились по полу чашечки.
– Остановись в конце полосы! – крикнул я. – Открой дверь!
Вырубились реверсы, громоподобный гул стих. Самолет бесшумно катился вдоль ангаров, полосатых маяков, сигнальных фонарей. В конце полосы, где начиналось зеленеющее поле, он остановился. Командир убрал руки со штурвала, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
Я кинул осколок зеркала на пол и с трудом разжал онемевшие пальцы. Второй пилот сразу же схватился за горло, словно хотел убедиться, что сонная артерия не вскрыта.
– Спасибо, – сказал я, пятясь к двери, и вышел в тамбур. Две стюардессы с неживыми лицами испуганно отшатнулись от меня. Мне пришлось сначала опустить в открытый дверной проем ноги, затем повиснуть на руках, а уже потом прыгнуть на бетонку. Удар был сильный и, спасая ноги, я повалился на бок. Тотчас вскочил и что было духу побежал через поле в сторону леса. Восемь часов десять минут местного времени. Я перемалывал ногами молоденькую травку, пробивал головой, словно самолет, прохладный сырой воздух. Солнце уже ушло за горизонт, сгущались сумерки. Я не думал о том, что буду делать, когда окажусь в Москве. Я видел перед собой только ближайшую задачу. Надо добраться до какого-нибудь шоссе, ведущего в город, и раздобыть машину. Вот-вот, именно раздобыть…
– Эй, эй! – услышал я окрик. – Стоять!
Я остановился и медленно обернулся. В трех шагах от меня, рядом с антенной на растяжках, стоял солдат в пятнистом камуфляже и показывал мне дуло автомата.
– Слава богу! – крикнул я и взмахнул руками – так, чтобы солдат увидел, что в них ничего нет. – Чего ты стоишь! Немедленно вызывай аэродромные службы, пожарных, «Скорую помощь»!.. Ты хоть понимаешь, что случилось?! Самолет совершил аварийную посадку, может начаться возгорание!
– А вы что, оттуда? – настороженно спросил солдат, не опуская автомата.
– Оттуда, именно оттуда! – с сарказмом ответил я. – Я бортовой техник. Ты видел, как нас на край полосы вынесло? Вот же страху натерпелись! А пассажиры! Видел бы ты их лица, когда мы заходили на посадку!
Я болтал без умолку, медленно приближаясь к солдату.
– Как же я вызову «Скорую»? – пожал он плечами.
– А радиостанция у тебя есть?
– Радиостанция есть, – кивнул солдат. – Но по ней можно связаться только с начальником караула.
– Так связывайся! – поторопил я. – Нельзя терять ни минуты!
Еще какие-то призраки сомнения блуждали по лицу солдата. Не спуская с меня глаз, он стал отстегивать «липучку» на кармане, из которого торчала антенна радиостанции.
– Давай помогу! – неожиданно предложил я и легким толчком в грудь повалил его на землю.
– Ты что ж делаешь! – закричал солдат, пытаясь подняться, но ему мешал не по размеру большой ватный бушлат. – Стрелять буду!
– Чем? – спросил я, выхватил из его рук автомат и кинулся бежать.
– Стой, гад! – заорал солдат. – Прибью!
Метров сто он бежал за мной, гремя тяжелыми ботинками, но потом безнадежно отстал и остановился. Я продолжал мчаться через лес, как обезумевший лось. Ветки безжалостно стегали меня по лицу, цеплялись за одежду, спутывали ноги. Я хрипел, раскачивал плечами, пригибал голову, прячась от новых ударов.
Вскоре лес стал редеть, и я услышал шум машин. Я затолкал автомат за спину, прикрыл его рубашкой и вышел на дорогу. Только встал на обочине и поднял руку, как передо мной остановился темный «жигуль», из которой вылетали звуки тяжелого рока. Я обошел машину и склонился над окошком водителя.
– Братан, до ближайшего метро подкинешь?
Парень со злым лицом, побитым оспой, высунул бритую наголо голову в окно, взглянул на мои грязные кроссовки, сплюнул на дорогу и спросил:
– А сколько дашь?
Я полез в карман, вытащил первую попавшуюся купюру – пятьдесят евро – и протянул водителю.
– Садись, – буркнул водитель, неторопливо и с достоинством сжимая деньги в кулаке, неряшливо разрисованном татуировкой.
Я кивнул, распахнул дверь и выкинул водителя на асфальт.
– Ты что, козел?! – заорал он и, подняв кулаки, пошел на меня. – Ты соображаешь, на кого руку поднял? Да ты на солнцевскую братву катишь!
Пришлось показать ему автомат. Усмехнувшись, парень пожал плечами, словно хотел сказать, что пока он не располагает подходящим ответным аргументом, сошел на обочину, опустился на корточки и с отрешенным видом стал плевать себе под ноги.
Я сел за руль, автомат затолкал под сиденье и рванул с места.
Восемь часов двадцать минут… Я еще сильнее надавил на педаль газа, зажег дальний свет и аварийный сигнал. Ослепляя встречные машины, «жигуль» болидом несся по шоссе. «Быстрее, миленький, быстрее!» – мысленно просил я.
За поворотом я увидел колонну машин, стоящую перед закрытым железнодорожным переездом. Не раздумывая, свернул в объезд. Через несколько минут пролетел мимо платформы Щелково, с улицы Советской выскочил на перекресток, распугивая заполонившие его машины, словно косяк зазевавшихся рыб. Из круговерти машин мой взгляд выхватывал незнакомые переполошенные лица водителей; кто-то протяжно сигналил мне вслед, кто-то крутил пальцем у виска и шевелил губами, выдавая неслышные ругательства. Я мысленно просил у всех прощения и снова пролетал на красный свет.
