Байдарка, свалившись с порога, снова легла на днище и теперь медленно дрейфовала в нескольких метрах от нас. Она была наполовину затоплена, и течение уже не могло легко играть ею.
Раздвигая руками воду, я дошел до нее и потащил к берегу. Анна, шатаясь от усталости, уже вышла из воды и, стянув наконец с себя пудовую куртку, села на песок. Впереди, в нескольких десятках метров от нас, двигались в тумане призрачные тени. Влад уже стоял на берегу и подтягивал байдарку, а Лада с батюшкой плелись за ней по пояс в воде.
Я взялся перевернуть байдарку, чтобы вылить из нее воду, но меня колотила такая крупная дрожь, что руки не слушались, и Анна, глянув на меня с плохо скрытым состраданием, сама взялась за нее.
– Собери хворост! – сказала она и, перевернув наше несчастное «плавсредство», стала вытаскивать из-под него вещи.
Я не представлял, как мы сложим костер из насквозь промокших еловых веток, как мы приготовим кофе и высушим одежду. Я страдал от боли в руке и крайней, труднопреодолимой формы пессимизма. И причиной тому было не только мое ранение, но и осознание, что в этой опасной игре я окружен не верными друзьями, а людьми, с которыми меня объединяют лишь сожженные мосты да взаимное подозрение.
Пребывая в таком угнетенном состоянии духа, не в силах смотреть на промокшую насквозь, согнутую холодом и усталостью Анну, я побрел к высохшей ели. Что-то треснуло недалеко от меня, и я подумал, что экипаж номер один тоже занялся добычей хвороста, но, посмотрев на берег, увидел, что Влад и его спутники все еще возятся с байдаркой. И опять эхо, пробиваясь сквозь ватный туман, донесло до меня короткий щелчок.
Я замер, прислушиваясь к тишине. Анна тоже обратила внимание на эти звуки, уж слишком подозрительно смахивающие на пистолетные выстрелы. Она подошла ко мне, встала рядом, вопросительно взглянув мне в глаза. Я пожал плечами.
– Откуда стреляли, запомнил?
Я кивнул в сторону старых, привалившихся друг к другу елей.
– По-моему, оттуда.
– Это далеко от нас?
Я отрицательно покачал головой.
– Туман приглушает звуки. Метров семьсот.
– Может быть, охотники? – предположила Анна, но она и сама не верила, что явно пистолетный выстрел мог принадлежать охотничьему стволу.
– Сходи предупреди Влада, чтобы не орали пока, – сказал я.
Анна кивнула и пошла на берег. Не знаю, что меня толкнуло в лесные дебри. Осторожно ступая по пружинистому зеленому ковру, я пошел к скрещенным, как шпаги дуэлянтов, елям, часто останавливаясь и прислушиваясь к лесному шуму. Вскоре я потерял из виду сверкающую поверхность реки и берег. Лес становился все более густым. Поросшие мхом могучие стволы теснили друг друга, за ноги цепляла «колючка» ежевики. Стараясь не шуметь, я высоко поднимал ноги и пригибался.
Вскоре я уловил запах костра, но не мог различить стелющегося над землей дымка – если он и был, его скрадывало покрывало тумана. Лес пошел под уклон вниз, в овраг, и, опасаясь быть замеченным, я стал передвигаться от ствола к стволу, прячась за каждым и осматриваясь вокруг.
Я прошел не меньше километра и, когда уперся в противоположную стену оврага, повернул обратно. Никаких следов человека! Обманывая себя мыслью, что очень похоже могут трещать ветки под ногами лосей или кабанов, я все же старался не шуметь и на всякий случай взял чуть правее. Поднявшись по более крутой стене оврага, я неожиданно вышел на маленькую полянку, точнее, проплешину в лесной ткани, поросшую кустами волчьих ягод. Посреди нее тлел маленький костерок, а рядом с ним, разбросав ноги в стороны, ничком лежал человек.
Прижимаясь щекой к стволу дерева, я успокаивал дыхание и как хамелеон вращал глазами во все стороны. Мокрая трава была примята полосой, которая тянулась от костра в дебри, в противоположную от реки сторону. Прошло минут пять, прежде чем я решился подойти к костру.
Человек был мертв. Две пули, вошедшие ему в затылок, превратили лобные кости в крошку. Черная кожаная куртка на спине была выпачкана в глине, и на уровне поясницы отчетливо отпечатался след сапога. Спортивные брюки, мокрые насквозь, плотно прилипли к телу, одна брючина была задрана почти до колена, обнажив белую ногу.
Я согнулся над трупом и, ухватившись за рукав, перевернул его на спину.
Это был Олег.
Глава 54
– Господь услышал мои молитвы! – откровенно ликовал отец Агап. – И он наказал слугу сатаны, послав ему кару. И пусть это послужит горьким уроком для тех, кто отступает от пути праведного, кто не внемлет заповедям божьим…
Мы сидели возле костра, грея в металлических кружках воду. Влад, этот воинствующий атеист, искал повод, чтобы придраться к батюшке.
– А разве не грешно, святой отец, так бурно радоваться смерти своего ближнего?
– Это он-то ближний?! – возмутился батюшка. – Вы – ближний, Анна – ближняя, Лада – ближняя, Кирилл Андреевич – само собой, а тот человек – слуга сатаны. Господи! – воздел руки к серому низкому небу батюшка. – Ты дал мне надежду на то, что я скоро увижу Марину. Пошли ей силу духа выдержать все тяжкие испытания…
– Все, решено! – хлопнул себя по ноге Влад. – Завязываю с кладоискательством и начинаю регулярно ходить в церковь.
– Значит, их осталось двое, – думала вслух Анна. – Курахов и Марина. Хоть наказал Олега бог, но выстрел все-таки произвел человек. Не хлопцы ли догнали их и расправились с Олегом?
– Либо Марина, либо Курахов, – уверенно сказала Лада, снимая с огня свою кружку. – И, боюсь, это не последнее убийство. Очень взрывоопасная парочка.
– Отчим с падчерицей – что здесь взрывоопасного? – возразила Анна. – Мне кажется, они создали очень крепкий криминальный союз.
Мы закончили свой скудный завтрак глотком коньяку, к счастью, уцелевшего в багажнике «Опеля». Влад с помощью Лады принялся разбирать байдарку, с увлечением рассказывая девушке историю братьев Гуаско, итальянских колонизаторов, которые в пятнадцатом веке держали в страхе крымское побережье от Приветного до Судака, занимаясь тем, что сегодня называется рэкетом. Анна, с трудом скрывая ревность и выплескивая раздражение на мне, стягивала чехол с каркаса нашей байдарки, раскидывая трубки и соединительные узлы во все стороны.
Четыре часа кряду, пробивая собой лесные заросли, проклиная озверевших от голода комаров, холодный июнь, крутизну горы Капош и консула Христофоро ди Негро с его дурацким кладом, мы ползли на хребет, разделяющий реки. Две байдарки, уместившиеся в четырех увесистых тюках, один рюкзак и две спортивные сумки составляли наш багаж. Сказать, что я умирал на подъеме, – значит, не сказать ничего.
К обеду мы перевалили хребет и спустились к реке Дибров. Она была более узкой, чем первая, гуще запружена круглыми, как апельсины, камнями и поваленными гниющими деревьями. Предвкушая приятный сплав, в ходе которого можно было бы расслабиться в байдарках, мы дружно взялись за их сборку. Но радовались, как выяснилось позже, напрасно. Байдарки под тяжестью промокшего багажа и наших тел через каждые десять метров прочно садились на мель. Приходилось влезать в воду, взваливать багаж на себя и тащить байдарку по осклизлым камням, как сани по снежным застругам, до относительно глубокого места.
