– Батюшка, конечно, справится, – несерьезно сказал Курахов и другим тоном добавил: – Меня беспокоит Уваров. Как бы он после моего отъезда не выкинул какой-нибудь финт.
– Напрасно вы воспринимаете Уварова всерьез, – сказал я то, что уже давно хотел сказать профессору. – Это вполне безобидный человек.
– Вы так считаете? Вы всерьез так думаете? – со скрытым возмущением сказал Курахов, но сам же себя приструнил: – Ладно! Сейчас не время для споров.
Он встал с кресла и протянул мне руку.
– Я на вас очень надеюсь, Кирилл Андреевич!
Оказывается, он прекрасно помнил, как меня зовут. Мы вышли в коридор. На цыпочках пройдя мимо двери падчерицы, профессор надолго застрял у своего номера, сначала отыскивая в карманах ключ, а затем – замочную скважину. Я светил ему до тех пор, пока Курахов не махнул мне рукой и не скрылся за дверью номера.
– Наконец-то! – вздохнула Лада, отставила бокал и обвила мою шею руками. – Этот батюшка очень милый человек. А Марина хитрая и лживая. А профессор жадный и самовлюбленный.
– Все-то ты знаешь! А я какой?
– Ты невыносимый зануда!.. Мы поднимемся наверх или останемся здесь?
Она мне понравилась, это факт.
Глава 28
Я уже засыпал, полулежа в кресле, как Лада змеей взвилась в постели.
– Что это? – прошептала она.
– О чем ты? – не понял я.
Она прижала палец к губам и, накинув простыню на плечи, встала с постели и подошла к двери. Теперь уже и я услышал, как где-то внизу прозвенело бьющееся стекло.
– Как мне это все надоело! – сказал я, нехотя расставаясь с креслом. – Выгляни в окно – на улице есть кто-нибудь?
Не успела Лада подойти к витражу и потянуть ручку на себя, как к нам в дверь постучали.
– Кирилл Андреевич! – донесся до меня слабый, с трудом узнаваемый голос священника. – Ради бога, откройте! Ради всех святых, не дайте погибнуть…
– Подождите секунду, я найду свет!
Я кинулся на пол, пошарил руками под диваном – фонарика там не было.
– Лада! – крикнул я. – Найди фонарь, черт бы его подрал!.. Открываю, батюшка, не стоните!
– Ради бога!! – громче завыл священник и стал стучать кулаком в дверь. – Христом богом прошу, Кирилл Андреевич!!
Я щелкнул замком. Из мрака вывалился батюшка и едва не сбил меня с ног. Лада включила фонарь и направила луч на его лицо. Меня словно ледяной волной окатило. Бледное до синевы лицо отца Агапа было искажено гримасой неописуемого ужаса. Полуоткрытый рот перекосило судорогой, губы дрожали, глаза с огромными зрачками казались стеклянными протезами. Он, явно не отдавая отчета своим действиям, неистово царапал мои плечи, толкал меня в глубь комнаты, где стояла Лада, словно хотел влезть в фонарик и раствориться в луче света.
– Ради бога, умоляю! – истерично закричал батюшка. – Закройте дверь! Заприте ее на замок!
– Да я уже закрыл! Я закрыл дверь на замок! – попытался я перекричать батюшку и с силой тряхнул его за плечи. – Что с вами? Чего вы так испугались?
– Сатана!! Там сатана!! – на высоких тонах, почти переходящих в визг, кричал батюшка. – Он пришел за мной… Молиться!! – вдруг изменил он тон на властный. – Всем молиться!!
Рухнув на колени, отец Агап воздел руки и стукнулся головой о пол с такой силой, что я на его месте точно бы уже не встал.
– Господи! Не в ярости твоей обличай меня и не во гневе твоем наказывай меня! – скороговоркой произнес батюшка. – Помилуй меня, господи, исцели меня, душа моя сильно потрясена…
– Оставайся здесь, – сказал я Ладе. – Дай ему воды… А лучше портвейна!
Девушка отрицательно покачала головой и стала надевать шорты.
– Нет, это ему не поможет. Пусть молится. Я с тобой. Никогда сатаны не видела.
– О безумцы, греховодники! – запричитал с новой силой священник. – Падайте на колени и молитесь господу о прощении, ибо пришел час расплаты за содеянное…
– Я закрою вас на замок, – сказал я батюшке. – Ничего не бойтесь.
Мой совет, конечно, был что мертвому припарки. Батюшка, не переставая бормотать молитвы, забился в угол, ближе к окну, и отгородился креслом.
Мы с Ладой вышли. Батарейки в фонарике доживали свой век, и скудный свет с трудом добирался до противоположного конца коридора.
– Никого, – шепнула Лада и сильнее прижалась ко мне. – Пойдем вниз?
Любопытство в ней не без труда побороло страх, но девушка даже слегка подтолкнула меня вперед. Я взял фонарик в левую руку, на всякий случай готовя к работе правый кулак. Медленно, шаг за шагом, мы спускались по лестнице в зал. Самое интересное заключалось в том, что отец Агап, насколько я его знал, не был трусом и не уподоблялся обезумевшим на почве религиозного фанатизма бабкам, которым сатана видится в каждом подвыпившем мужике, кошке, гуляющей по ночам, или чужой козе, забредшей в огород. Истерика, разыгравшаяся у меня в кабинете, была настолько несвойственна батюшке, что я даже приблизительно не мог предположить, какой кошмар с ним приключился, и невольно начинал содрогаться от дурного и неясного предчувствия.
Ладе было проще. Наверняка она размышляла, как любой нормальный человек: мало ли какая ерунда может привидеться набожному человеку? И в этом отношении незнание батюшкиного характера делало ее смелой. Эта ее нестойкая, как мыльный пузырь или радуга, смелость передавалась мне, и в итоге мы оба представляли собой двух отважных бойцов невидимого атеистического фронта.
Шутки шутками, но на фоне всего произошедшего в моем доме батюшкин внезапный страх в третьем часу ночи должен был иметь весьма серьезные основания. Поэтому, когда мы спустились вниз и, уловив прохладный влажный сквозняк, увидели, как колышется тюль перед разбитой стеклянной стеной, я понял, что батюшку испугал не белый силикатный кирпич, влетевший в зал кафе из ночной мглы. Батюшка увидел и до смерти испугался того, кто этот кирпич кинул.
– Хулиганы, – голосом, каким говорят о какой-нибудь ерунде, сказала Лада, поднимая с пола засыпанный хрустящими осколками кирпич и подавая его мне. – Возьми. Найдешь хозяина и положишь ему на голову… Чего ты еще высматриваешь? Нет здесь никого. Двери заперты, а через пробоину даже сатана не пролез бы, обязательно зацепился бы копытами и рогами за острые края. А вообще, – она зевнула, – здесь у тебя не соскучишься. И народец…
Я молниеносным движением закрыл ей рот ладонью, и Лада едва не уронила кирпич мне на ногу. Со второго этажа донесся приглушенный женский крик. Застыв, как две скульптуры, мы несколько секунд вслушивались в ночную тишину.
– По-моему, это попик голосил, – прошептала Лада, когда я освободил ей рот.
– А мне показалось, Марина…
Я устремился к лестнице, Лада – за мной. Мы так грохотали, словно по гостинице в поисках пищи носилось стадо голодных слонов. В коридоре никого не было, из-за запертых дверей не доносилось ни звука.
