Глава 2
Через пальмовый газон, грязные улочки и трущобы, повинуясь только интуиции, я вышел на автомобильную трассу и там принялся голосовать. Было бы лучше, если бы я повесил себе на грудь табличку с названием города, куда хотел уехать. Но у меня не было ни бумаги, ни ручки. Анна, разомлевшая от вина и солнца, сидела на обочине и дымила сигаретой. Она словно прочитала мои мысли, подобрала с земли кусок фанеры, вынула из сумочки губную помаду.
– Напиши, куда тебе ехать, а то месяц тут проторчишь.
Губная помада на жаре стала мягкой, и на пять букв «Guaky» я истратил ее всю, вернув Анне пустой футляр. Она усмехнулась и выкинула его.
Облака, повисшие зонтиком над белоснежными горами, немного притушили солнечный зной, но все равно больше часа мы бы не выдержали. Едва ли не каждая вторая машина притормаживала, водитель смотрел на надпись, отрицательно качал головой и ехал дальше. Гуаки – приграничный город, расположенный на берегу озера Титикака. Я предполагал, что там может быть курортная зона, которую часто посещают боливийцы, но, как видно, ошибся. Бедный народ не интересовался курортной зоной.
Вскоре рядом с нами тормознул пикап, я начал лихорадочно листать разговорник, но пухлогубый водитель, вращая белками глаз, отрицательно покачал головой, замахал руками и сделал вполне понятное движение пальцами:
– Боливиано? Песо боливиано? – спросил он, интересуясь, сколько я готов заплатить.
Боясь предложить ему слишком много, я не совсем уверенно показал ему пятидесятидолларовую купюру, но водитель мгновенно выхватил ее из моих рук и показал рукой на сиденье рядом со мной.
– Надо было предложить ему десять! – зашипела за моей спиной, как жена, Анна и тоже села в кабину.
– А ты куда? – удивился я.
– Тебя одного только за смертью отправлять. Поехали, сеньор! Ком, ком!
Мы помчались по шоссе мимо полей, по которым таскали плуги не то быки, не то буйволы, мимо деревенек, сквозь которые прорастали высокие, как мечети, деревья, и, когда я уже настроился на долгую и приятную езду, на горизонте, в обрамлении пологих гор, блеснула матовая поверхность озера.
– Что, уже приехали? – удивился я.
Боливиец принялся что-то объяснять, но я, разумеется, не понял ни слова. Тогда он вымученно сотворил пару фраз на английском, приняв нас за американцев. Когда мы проскочили дорожный знак с обозначением населенного пункта «GUAKY», я догадался, что он интересуется, куда нас везти дальше. Я сказал:
– Перу. Нам надо в Лиму. Понял?
Он понял, переключил передачу и снова надавил на акселератор. Мы снарядом неслись мимо глиняных домиков, крытых тростниковыми крышами, длинных изгородей, ограждающих пастбища, мимо песчаного пляжа с причалами на прогнивших бамбуковых опорах и парусниками с латаными грязно-серыми парусами. Анна не отрывалась от окна, восклицала при виде какой-нибудь диковинки, будь то немытый младенец, купающийся почему-то вместе с утками в грязной луже, или протянутые от шеста к шесту веревки, на которых, как белье, сушились на ветру разделанные рыбины.
Вскоре мы подкатили к пограничному посту со шлагбаумом, который приводился в действие при помощи связанной множеством узлов веревки и грозного полисмена, вооруженного дубинкой и длинноствольным ружьем. В очереди на пересечение границы стояли три автомашины. Наш водитель, полагая, что отработал деньги, развернулся в обратном направлении и съехал на обочину.
Я не спешил выйти из машины. Это был удобный наблюдательный пункт. Анна толкала меня в плечо.
– Слушай, через такую границу я с полпинка пройду. Давай поспорим. Я зайду в Перу и тут же выйду обратно.
Водитель, наблюдая за работой контрольного пункта, усмехнулся, хлопнул ладонью о ладонь и что-то сказал.
– Хорошо. Только еще раз и, пожалуйста, по-русски, – ответила ему Анна.
– Смотри, смотри! – Я ткнул пальцем в стекло.
– Они дают ему бабки, – сказала Анна. – Это для того, чтобы открыть визу?.. Послушайте, – громче сказала она, обращаясь к водителю, делая паузы между словами, – а сколько надо долларов? Сколько надо, чтобы открыть? Чтобы пропустил?
Водитель догадался, растопырил перед ее лицом обе ладони.
– Тэн!
– Десять баксов? Всего-то? За такое удовольствие? Тогда вперед! Дон Педро, вперед! Поедем в Перу смотреть на диких обезьян. Они ка-ак прыгнут!
Но боливиец отрицательно покачал головой:
– Ноу! Ноу!
Я достал из кармана последнюю пятидесятидолларовую купюру. Водитель лишь мельком взглянул на нее и снова замотал головой.
– Ну, Дон Педро! – излишне громко возмутилась Анна. – Мы так не договаривались.
И вдруг, к моему изумлению, она взяла с сиденья и кинула ему на плечо пахнущее шампанским и духами норковое манто. Это был широкий жест, отдаю Анне должное, и водитель, будучи человеком здравомыслящим и сознающим, что такое везение случается раз в жизни, тотчас завел машину и пристроился в хвост очереди.
– Ура! – потирала от удовольствия ладони Анна. – Обожаю приключения.
– И откуда ты взялась на мою голову? – вздохнул я.
Прошло немного времени, и мы подъехали к шлагбауму. Первый раз в своей жизни я пересек границу десять лет назад, когда летел из ташкентского аэропорта Тузель в Кабул. Совсем недавно я преодолел рубежи родины в Шереметьеве, перед посадкой в самолет до Ла-Паса. Так, как сейчас, я не пересекал границу еще ни разу.
Полисмен махнул дубинкой, подошел к водителю, протянул руку ладонью вверх. Мы с Анной услужливо подали ему свои российские паспорта – ручаюсь головой, он таких не видел еще никогда. Серо-зеленую купюру очень медленно, так, что ее смог бы заметить слепой, опустил в свой паспорт. Водитель же вместо паспорта протянул какую-то сложенную вчетверо бумажку.
Страж порядка действительно был немало удивлен, раскрыв наши паспорта. Только деньги его ничуть не удивили, и он спрятал их в карман тренированным и полным достоинства движением. Паспорта он перелистывал от начала и до конца, читая или, во всяком случае, пытаясь прочесть все, что там было написано. Потом зашел в будку, чем-то постучал там, вышел, осмотрел автомобиль, заглянул в багажник, который водитель открыл ему ударом кулака, после чего вернул нам паспорта с лиловым штемпелем перуанской визы.
Анна запищала от радости, схватила меня за шею и принялась целовать, хотя я вовсе не испытывал такой бурной радости. Наш дон Педро аккуратно проехал под шлагбаумом, приподнятым настолько скупо, что металлическая труба едва не оцарапала крышу автомобиля, и помчался по трассе, плавно поднимавшейся в горы.
Не знаю, как он оценил щедрый дар Анны, но поработал этот человек на нас неплохо. С тремя дозаправками, почти без остановок и без отдыха мы гнали по горной дороге через Кордильеры к океану. Водитель был вынослив, как конь, он легко, так, во всяком случае, казалось, перенес ночь за рулем, в то время как Анна, свернувшись клубком, спала на заднем сиденье, разлегшись на нем, как на диване, а я клевал носом, всматриваясь в красные скалы, наплывающие на нас в лучах фар.
