– Я сама понесу свои вещи!
И напролом, через жесткие кусты самшита, пошла к скале.
Ладно. Он не произнесет больше ни слова. Сейчас прижмется к теплому телу скалы, как к жене, и быстро пойдет вверх давно знакомым маршрутом. Он не позволит ей отдыхать, он будет все время ее поторапливать и заставлять двигаться до тех пор, пока не выжмет, как лимон, и не кинет ее на бетонный круг площадки обозрения, венчающей вершину Истукана. И тогда она поймет, что хозяин здесь вовсе не тот, кто платит.
11
Оседлав ствол малорослой и корявой сосны, он выбирает веревку. Солнце уже припекает так сильно, что от стены идет жар, как от доменной печи. Внизу, словно дразня, пенится, бурлит зеленоводная Мзымта. Гера защелкивает карабин на петле крюка, завинчивает муфту и дергает за веревку, словно подсекает удилищную леску.
– Страховка готова!
Сверху она напоминает паука: голова и четыре ноги, сама вся в черном, лицо хищное, злое, а веревка очень к месту играет роль паутины. Интересно, она замужем? С такой стервой вряд ли какой мужик уживется. Можно только представить, каким тоном она будет с ним разговаривать – как стареющая классная с цветущими выпускницами… Надо же, ползет, упрямо тащит на себе свой дурацкий рюкзак, еще ни разу не сорвалась. Изо всех сил старается держать высокий темп. Что и кому она хочет доказать?
– Вы не устали?
Она не реагирует на его фальшивую озабоченность. Ей не до ответа. Повиснув на руках, она пытается найти опору для ноги. До чего же у нее некрасивое лицо! Вытянулось книзу, просто ушло в подбородок. И эти круглые, как пивные пробки, глаза!
Проходит полминуты. Она все еще болтается над пропастью – беспомощная, нелепая в своем стремлении пересилить земное притяжение. Рюкзак здорово мешает ей. Злорадство – одно из величайших земных наслаждений, и Гера, отдыхая на сосне, предается ему, поглядывая вниз.
– Помоги же! – наконец сдавленно кричит она.
Он нехотя берется за веревку. Очень хочется продлить это чудесное мгновение, когда она висит на веревке, как марионетка, а он, как кукловод, определяет ей место в жизни. Кем она работает? Директором какой-нибудь торгово-посреднической фирмы? Ездит наверняка на джипе, носит брючный костюм, курит сигареты, с подчиненными разговаривает жестко, беспощадна в наказаниях, а когда разговаривает по телефону с партнерами, то говорит «Я понял» вместо «Я поняла». Создала этот неестественный образ и себя туда затолкала. Теперь приходится доказывать, что это и есть ее естество, что она на самом деле сильная, исключительно волевая, прекрасно развитая физически и чувство страха ей неведомо.
Она с трудом влезает на узкий карниз и прислоняется к стволу сосны. Лицо в красных пятнах. Дышит часто. Глаза дурные. На кончике носа дрожит мутная капелька пота.
– Сколько мы уже имеем времени?
– Двадцать минут восьмого.
Они уже прошли три четверти пути. Остается самый сложный отрезок – нависающий над пропастью «балкон». Гера, укладывая веревку кольцами у себя под ногами, думал о ее жизни – сколь закрытой от него, за семью печатями, столь и непривлекательной. Человек, посвятивший себя бизнесу, становится пожизненным рабом времени, и привычка строго регламентировать свою жизнь не дает расслабиться даже в отпуске. Какая, спрашивается, ей разница, в котором часу они взойдут на вершину?
– Отвернись, – неожиданно просит Лена.
Он еще не успевает выполнить ее просьбу, как она берется за тугую резинку спортивных брюк, вместе с трусами спускает их до колен и садится на корточки.
Ошеломленный поступком интеллигентной на вид женщины, он прыгает со ствола и, пряча глаза, быстро идет вверх. Да, все это естественно, но она запросто могла решить свои проблемы так, чтобы он этого не видел. Такое пренебрежительное бесстыдство просто унизило его! Лена ведет себя так, словно он – пустое место, словно она на стене одна в паре с роботом.
Храня молчание, они поднимаются еще четверть часа. Лена иногда вскрикивает, внезапно теряя опору, и он мгновенно блокирует веревку. Женщина, обжигаясь о камни, повисает, раскачиваясь словно маятник, но быстро приходит в чувство. На его заботливые вопросы о целостности костей не отвечает и, стиснув зубы, с удвоенной энергией идет дальше.
Под «балконом» он останавливается и закрепляется на крюке. В этом месте он должен показать Лене технику преодоления выступа. Она сильно устала, лицо ее блестит от пота, капли дрожат в густых разросшихся бровях. Поравнявшись с ним, она упирается ногами в стену, повисает над бездной, как высотный маляр, и, прикрывая ладонью глаза, смотрит на вершину.
Отсюда до вершины – рукой подать. «Балкон» частично закрывает собой ограду площадки обозрения, зато без труда можно рассмотреть пятиметровый шпиль, на который туристы постоянно привязывают какие-то ритуальные тряпки, обрывки полиэтиленовых пакетов и колготок. От этого шпиль напоминает замотанного в бинты больного, сбежавшего из хирургического отделения.
Для Геры эта площадка, выстланная шестиугольной тротуарной плиткой, была местом, где он получал от клиентов деньги. Этакое кассовое окошко. А для клиентов – настоящий рай, куда они выползают бледные, измученные подъемом, с дрожащими конечностями и мысленно клянутся, что никогда больше не ввяжутся в подобные авантюры. Лена рассматривает сваренную из металлических труб ограду площадки так, как это делал бы астроном, изучая в телескоп поверхность неизвестной планеты. То прищуривает один глаз, то склоняет голову набок, то меняет ракурс, передвигаясь, насколько позволяет веревка, из стороны в сторону. Гера следит за ней с любопытством. Может быть, она хочет построить здесь кафе и сейчас выясняет, как оно будет выглядеть со стороны обрыва?
Однако солнце уже припекает невыносимо. Пора выбираться наверх. Он начинает объяснять, как пройти «балкон».
– Видите крюк над головой? А чуть правее его – овальный выступ? Вот на этот выступ вы должны закинуть правую ногу, чтобы потом правой рукой дотянуться…
– Замолчи, – негромко произносит Лена. – Это уже не имеет значения.
Он даже не пытается понять смысл ее слов и сразу отвечает:
– Если не имеет значения, тогда попробуйте подняться без моей помощи.
Но ее интересует другое.
– Как спускаться? – едва разжимая зубы, спрашивает она и все не сводит глаз с площадки обозрения.
– Спускаться? Спускаться мы будем не здесь, а по противоположному склону. По обычной тропе…
– Нет! – снова перебивает она. – Я хочу здесь!
Она уже не сводит взгляда с площадки. Гера с удивлением смотрит на ее лицо. Нет, в глазах не страх, что-то другое… Она не хочет идти дальше. С ней что-то случилось. Она увидела нечто такое, что заставляет ее спускаться по стене. Но спуск – работа не легче, чем при подъеме, а риск сорваться намного выше. Такого еще не было, чтобы клиент, почти добравшись до вершины, вдруг просил о спуске по стене.
