– Мы будем молчать, как рыбы, – пробубнил Шубин, вытирая слезы, которые лились из измученных дымом глаз.
Едва они оказались среди деревьев, как Мира остановилась.
– Куда тебя несет?
– Как куда? – недоуменно произнес Гера и нетерпеливо взял Миру за руку. – Надо поторопить его, а заодно объясниться.
– Чушь! – уверенно произнесла Мира, выдергивая руку.
– Что значит «чушь»?
– Не видели они Некрасова.
– Как не видели? Они же сами сказали! Зачем им лгать?
Ему показалось, что Мира издевается над ним. Почему она медлит, придумывает несуразные причины, чтобы не идти к обрыву? Почему она не подпрыгнула от радости, не хлопнула в ладони, не воскликнула: «Наконец-то! Значит, все обошлось. А то я уже бог весть что думала!» Ее взгляд все время ускользает, тает, словно вода, которая просачивается между пальцев.
– Не может он там сидеть! – убежденно произнесла она. – Зачем ему там сидеть – мокрому и озябшему? Разве он не может найти дорогу в лагерь?
Это не просто слова. Это твердое убеждение, что Брагин и Элла ошиблись. Но откуда это убеждение? Почему она отказывается идти – ведь так просто проверить, ошибка это или не ошибка. Она даже не хочет проверять. Может быть, она не хочет, чтобы они встретились? Чтобы Гера не узнал, что на самом деле произошло на переправе? Но Мира уже ничего не может изменить! Она лишь оттягивает их встречу, которая пусть на час, пусть на два часа позже, но все равно состоится!
– Мира! – ласково, как больной, сказал Гера. – Пойдем, пожалуйста, к обрыву! Давай найдем Некрасова и решим все наши проблемы. Если ты не хочешь его видеть, то я пойду один.
– А ты не боишься? – вдруг спросила она и как-то странно взглянула на Геру.
– Чего я должен бояться, Мира?
Он заметил, что она часто и глубоко дышит, а лицо ее бледнеет прямо на глазах.
– Бродячего утопленника, – произнесла она тихо и совершенно серьезно, отчего Гера почувствовал, как по его спине побежали мурашки.
Так вот в чем дело! Оказывается, она была уверена, что Некрасов утонул, а Элла и Брагин видели мертвеца, сидящего на краю обрыва.
– Тебе сколько лет? – спросил Гера. – Не стыдно верить в такую глупость? Может быть, ты еще веришь в Бабу Ягу и Деда Мороза?
Она не ответила, и ее поникшая фигурка, почти незаметная в ряду кипарисов, выражала страх и покорность черной мистике. Гера вдруг понял, что у него быстро улетучивается желание идти на обрыв.
– Вот что! – сказал он не столько ей, сколько себе, стряхивая оцепенение. – Я иду искать Некрасова, а ты делай что хочешь!
Сказав это, он решительно пошел через кусты. Влажные колючие ветки хлестали его по лицу. Несколько раз он едва не растянулся, споткнувшись о перекрученные корни можжевельника. Под ногами хрустела мелкая, высохшая донельзя трава. Выходит, Мира смирилась с мыслью, что Некрасов утонул? И была спокойна и удовлетворена, настолько спокойна и безразлична, что известие о появлении Некрасова на обрыве повергло ее в шок? Что же у нее на душе, если мертвый Некрасов ее меньше волнует, чем живой?
Он услышал, как следом за ним продирается через кусты Мира. Все-таки пошла! Молчит, тяжело дышит. Она все еще не может поверить, что Брагин и Элла видели Некрасова. И этот скептицизм – не дурь, не пустое упрямство. Такая уверенность может поддерживаться только знанием истины…
Он вдруг резко остановился и повернулся к ней лицом. Вот теперь хорошо! Теперь он отчетливо видит в ее глазах страх разоблачения. Вот чего она боится! Не мертвеца, который сидит на обрыве. Мертвеца она испугалась бы меньше всего. Она боится живого Некрасова!
– Ты хотела… Ты пыталась его убить? Ты уверена, что он мертв?
Она смотрела на него широко открытыми глазами. В них уже было безмолвное признание. Но сказать не может, нет сил. Лишь едва заметно кивнула, приоткрыла рот. Сейчас заплачет. Но какое облегчение он почувствовал! Она взяла вину на себя и сняла с него страшный груз. Теперь ему жалко ее, он готов помочь, готов, как Брагин, на подвиг.
– Возвращайся в лагерь, – сказал он, опустив руки ей на плечи. – И ничего не бойся. Найди в моем рюкзаке баклажку с кагором, выпей и ложись спать. Я постараюсь все уладить.
Вот так история! Одним развязанным узлом на переправе, видимо, не обошлось. Она хотела убить его наверняка. Может быть, ударила его камнем, а потом столкнула в воду… Ужас! Это не укладывается в голове! С виду – совсем девчонка, юная панкушка, любительница рэпа и высокой платформы…
– Иди-иди! – повторил он.
Она отрицательно покачала головой, глядя на него, как собачонка, которую хозяин намерен выкинуть из дома.
– Нет… Я с тобой…
И все-таки это очень приятно – осознавать себя сильным и мудрым человеком. А главное – единственным, кто может ей помочь. Сейчас он для нее – все. Бог, жизнь, судьба, будущее. И у него нет никаких комплексов. Они растаяли, как утренний туман. Она вся в его власти. Ему не надо думать о том, что говорить, что делать и как ей понравиться. Все получается естественно, само собой и очень красиво.
Солнце припекало все сильнее. Ему стало жарко, и он стянул с себя майку, повязал ее вокруг талии. В горах температура скачет, как теннисный мяч с одного поля на другое. Если начертить график, он будет напоминать контур гор: вверх-вниз, вверх-вниз… Совсем недавно, на переправе, моросил дождь, было сыро и холодно, и все кутались в свитера, натягивали влагостойкие штормовки. А сейчас теплая одежда кажется дикой и несуразной – жара плюс тридцать пять!
– Ты больше помалкивай, – не оборачиваясь, говорил Гера. – И все время стой за моей спиной. Он тебя не тронет. И постарайся вызвать у него жалость… Ты умеешь плакать без причины?
Он обернулся, но ответа не получил. Мира смотрела себе под ноги и аккуратно отводила колючие ветки в стороны.
– И еще, – сказал он, развивая успех настолько стремительно, что даже дух захватывало, – я хочу… я даже требую, чтобы ты рассказала мне всю правду. Что между вами случилось на переправе? Ты его ударила?
Он остановился и повернулся, ожидая ответа, но девушка, судя по лицу, вовсе не была обременена его поиском. Она смотрела куда-то мимо него и прижимала палец к губам. Гера тотчас обернулся, чтобы увидеть, кто же так нуждается в тишине, и не сразу различил за ширмой кустов желтую полусферу палатки. Она напоминала солнце, наполовину показавшееся над горизонтом. Рядом – никакого движения, никаких людей.
Посторонние люди в заказнике – явление редкое, но вероятное, и палатка Геру не удивила. Мира, видимо, испытывала другие чувства. Глядя на палатку как на гигантский муравейник или как на неразорвавшийся артиллерийский снаряд, она отрицательно покачала головой, возражая против возможной попытки Геры приблизиться к чужому жилищу. Она взяла его под руку и попыталась увести в сторону. Гера воспротивился, в нем взыграло естественное любопытство – кто соседствует рядом с их лагерем? Он медленно приблизился к остывшим углям, посмотрел на закопченный котелок, в котором отмокали две ложки, на разорванные пакетики из-под супов быстрого приготовления, попытался заглянуть внутрь палатки, но «молния» была опущена почти до упора, и через небольшой треугольный разрез видна была лишь часть тамбура да москитная сетка.
