– Здравствуйте, Кирилл Андреевич! – приветливо крикнул он, высунувшись из окна. – Вас подвезти?
Предложение было несуразным – дом стоял в пятидесяти шагах от меня.
– Что вы, что вы! – ответил я. – Не хочу вас утруждать.
– А холодненькой кока-колы?
Я понял, что в машину придется-таки сесть. Сейчас он спросит, нашел ли я подходящую кандидатуру, а я отвечу, что готов сам исполнить роль капитана «Ассоли». «А стоит ли соглашаться? – думал я, медленно приближаясь к гладко выбритому лицу Гурули. – А стоит ли?»
И снова, как очень часто случалось, во мне начали бороться два человека – один разумный, спокойный, привыкший тщательно продумывать каждый поступок, и авантюрист, который делает все наоборот и вечно лезет туда, где нормальные люди стараются не появляться. И, как всегда, авантюрист легко одержал верх.
В машине было прохладно – замаскированный в обшивке кондиционер незаметно творил свой микроклимат. Сиденье подо мной было настолько мягким, что я, как мне показалось, без труда мог коснуться ягодицами земли. Гурули повернулся ко мне с переднего сиденья и показал на большой пластиковый термос, стоящий слева от меня.
– Поднимите крышку и возьмите, что вам нравится. Если желаете, можно выпить чего-нибудь покрепче.
Я отрицательно покачал головой и выудил из термоса банку «Миринды».
– Вы занимались спортом?
Я кивнул и с щелчком выдернул кольцо.
– И как вы можете бегать в такой душный день?
Я пожал плечами.
– Гроза будет, – предположил Гурули и без перехода: – Вы подумали над моим предложением?
Я оторвался от баночки, потряс ее, чтобы выгнать пузыри, по вкусу напоминающие стекольную крошку.
– Подумал, конечно.
– Надеюсь, вы меня обрадуете?
– И я надеюсь.
– Кого-нибудь нашли?
– «Ассоль» я поведу сам.
– Вы? Сами? – На этот раз Гурули сыграл удивление безобразно плохо. Я не перенес такой откровенной фальши.
– Виктор Резоевич, ну давайте наконец говорить друг с другом откровенно: разве вы хотели видеть в этом качестве кого-нибудь другого?
Гурули принял мой вопрос-упрек достойно. Он пригладил пальцем седую щетинку под носом, кивнул, властным движением положил свою тонкую ладонь на спинку водительского сиденья.
– Хорошо. Давайте будем откровенны. Да, я хочу, чтобы капитаном «Ассоли» стали именно вы. Другой кандидатуры на это место я не вижу.
– Только на один рейс, – уточнил я.
– Честно говоря, я желал бы видеть вас у штурвала яхты более продолжительное время.
– Это ваше желание или Артура Пикова?
Гурули ответил не сразу.
– Я не знал, что вам известно имя Пикова.
– Неужели вы думали, что я встану за штурвал яхты, не поинтересовавшись, кто ее истинный владелец?
– Все права по найму экипажа доверены мне.
– И с вами я буду заключать договор?
– Безусловно.
– У вас есть доверенность или какой-либо другой документ, подтверждающий, что Пиков поручил вам сформировать экипаж?
– Есть, – кивнул Гурули.
– Мне нужна его копия.
– Никаких проблем! – тотчас ответил Гурули. – Какие еще требования, условия, пожелания?
– Помимо договора, мы с вами оформим доверенность на яхту на мое имя…
– Это обязательно.
– …и заверим ее в нашем отделении милиции.
– Как скажете. Я поручу своему референту подготовить все эти документы.
– Я должен знать о дате рейса не позднее чем за три дня.
Гурули выпятил губы, словно подкуривал сигарету, посмотрел на свои высохшие пальцы, побарабанил ими по велюру.
– К сожалению, Кирилл Андреевич, это условие я не смогу выполнить. В целях вашей личной безопасности дату рейса и маршрут я сообщу вам непосредственно перед погрузкой денег на «Ассоль».
– Вы не можете сказать даже, откуда и куда я должен буду перевезти деньги?
Снова небольшая пауза.
– Ориентировочно – из Краснодарского края на Южный берег Крыма. Протяженность маршрута – не более двухсот пятидесяти километров.
– Какая крейсерская скорость у яхты?
– Семнадцать узлов.
– С пограничниками вопрос решен?
– Обязательно.
– Досмотр будет?
– Только при погрузке и в конечном пункте.
– Охрана?
– Ориентировочно – три катера на подводных крыльях с профессиональными охранниками.
Я сжал в ладони пустую баночку, с жестяным шелестом деформируя ее бока.
– Больше вопросов не имею.
Гурули с улыбкой покачал головой.
– Вы забыли спросить о самом главном.
– О самом главном? О чем же, интересно, я забыл спросить?
– О сумме денежного вознаграждения.
– Этот вопрос меня не интересует, – ответил я, открывая дверцу. Тяжелый, влажный, как в прачечной, воздух хлынул внутрь машины. Я выплыл наружу.
– Кирилл Андреевич! – позвал Гурули, выглядывая из-за двери. – Я прошу вас в ближайшие дни надолго не отлучаться из дома.
Глава 40
Колоссальный поршень, покрытый черной дымящейся смазкой, падал вниз, словно обломок извергающегося вулкана, издавая при этом низкий гул. Я стоял в самом центре подошвы пресса, стальная громада приближалась с каждым мгновением, но у меня не было сил убежать; тело словно залипло в горячем воздухе с сильным запахом разогретого металла, и я лишь медленно оседал, как догорающая свеча, с ужасом ожидая того мгновения, когда поршень без дрожи, без сопротивления опустится на меня, займет все пространство, в котором я еще жил, превратив меня в смазку, в пар, с воем начнет двигаться вверх, размазывая меня по стенам цилиндра, – это чудовище, этот стальной урод, этот могучий дебил валился на меня с неудержимой тупостью безграничной силы, и я, уже не в состоянии выносить нарастающий, слабеющий и снова усиливающийся вой и звон, прижал ладони к ушам и закричал…
Наверное, такие сны дают человеку приблизительное понятие о том, что такое смерть. Я открыл глаза, очнувшись от собственного крика, сел, машинально сдергивая с себя мокрый от пота спальник. Телефон звенел, как аварийная сирена, и я, падая с дивана, рванулся к нему, чтобы заткнуть его навеки, чтобы раздавить ударом кулака, как прессом.
Из темноты проступали детали мебели, освещенные мертвенным светом, идущим с улицы. Белая штора корчилась в затянувшейся агонии на сильном ветру, хлестала подолом по столу и телевизору; балконная дверь, распахнутая настежь, скрипела на петлях, двигалась из стороны в сторону, словно в комнату беспрестанно входили и выходили невидимые толпы. На улице грохотал гром, трепыхались, мерцая, на ветру листья тополей, верхушки деревьев изгибались, как удочки с тяжелой добычей на крючке.
