– И о чем вы говорили?
– О жизни людей, которые нам верят… – Оборин задумался на минуту. – Джамал сразу пошел в наступление, стал доказывать, что мы представляем угрозу исламу и навязываем свои моральные ценности. Я напомнил ему, что прошлой зимой взвод моих ребят помогал лепить и перетаскивать саманные кирпичи для восстановления мечети в Бахтиаране, которую, кстати, взорвали «духи». Джамал ответил, что это была хитрая красная пропаганда, хотя я видел, он сам-то не очень верит в то, что говорит. Потом он сказал, что политическая система в Афганистане далека от совершенства. А я ему: так совершенствуйте! Сложите оружие, предлагайте свою систему, пусть ее принимает джирга. Тогда Джамал стал говорить, что моджахедов не хотят слушать, ставят в один ряд с уголовниками, и они лишены в государстве всех прав. Потому, дескать, и приходится бороться за свои права силой оружия… Джамал, должен сказать тебе, довольно образованный парень, в общем, мы хорошо понимали друг друга.
– И к чему вы пришли?
– Я предложил создать в нашем уезде зону мира, если, конечно, эту идею поддержит старик Гафур. Джамал как-то сдержанно усмехнулся и ответил, что не один Гафур все решает. Я понял, что отношения у них хреновые.
Оборин замолчал. Я снова закурил.
– А дальше? Дальше что?
– Так вот, – сказал он, заметно волнуясь. – С тех пор вот уже шесть месяцев в уезде не ведутся боевые действия. Ни одного обстрела на трассе, Степанов, ни одного подрыва! Ни одной потери в роте! Это, по-твоему, результаты или нет?.. Но даже перемирие не так много значит, как то, что ты сейчас видел. Джамал убил старика Гафура, банда сложила оружие. Отвечай, что это значит?!
Он почти перешел на крик.
Я тоже был на взводе, но старался говорить как можно спокойнее, хотя не уверен, что это у меня получалось.
– Я не знаю, что это значит, но знаю другое: сегодня днем в Черной Щели твои моджахеды жгли «наливники» и стреляли в наших ребят. И убили Блинова…
– Черная Щель – это другой уезд, – уже спокойно ответил Оборин. – И там хозяйничает другая банда.
– Доказательства! Где доказательства, что другая, а не эта? Ты сам говорил, что от Черной Щели до этого места – час ходу.
– Но где же логика? – опять вскипел Оборин. – Жечь «наливники», потом бежать сюда и прятать оружие?
– Ты трус, – сказал я тихо, уже не чувствуя прежней уверенности. – Ты поставил перед собой цель оправдать Джамала, лишь бы не вступать с ним в бой. Ты не умеешь даже ненавидеть.
Оборин поморщился.
– От тебя смердит жаждой крови…
– Ну, хорошо, не надо крови, – я уже начал говорить не то, что думал. – Можно взять их в плен, черт побери, да сдать куда положено… В ХАД, кажется? А там разберутся, кто есть кто. Откуда тебе известно, из-за чего у них весь этот сыр-бор разгорелся? А вдруг из-за дележа власти?
– Когда идет драка за власть, то люди, наоборот, стараются не выпускать из рук оружия… Как я, например, – Оборин усмехнулся и погладил ствол автомата.
– С тобой тяжело спорить.
– Я знаю… А ты сгоряча не спорь, попробуй сначала разобраться. У каждого мнения – своя правда…
– Товарищ капитан! – позвал сверху Сафаров. – Бородатые уходят.
– Скатертью им дорога!
– Ты опасно рискуешь, Паша. Если потом выяснится, что твой Джамал и не думал разоружаться, тебя же где угодно разыщут, да тот же Киреев тебя…
– Хватит! – перебил Оборин. – Решение принято, и я готов отвечать за каждый свой шаг.
– Круто, ох круто берешь! И солдата зря обидел…
– Я понимаю тебя, – кивнул головой Оборин. – Ты чувствуешь в нем союзника. Он ведь тоже рвался в бой! Только вот что я тебе скажу: не надо много смелости, чтобы стрелять в безоружных людей. Другое дело – вызвать огонь на себя. Тут надо душонку в кулаке держать, чтобы ненароком не ушла куда не надо…
– Ты о чем?
– Да о том же… Сидел тут один у нас с тремя бойцами в засаде над тропой. А душманы пошли не по тропе, а над ней, по сопке, в каких-нибудь тридцати метрах от того места, где лежал наш «смельчак» в окопе. Он открыл огонь лишь тогда, когда банда ушла на безопасное для него расстояние. Чудом в роте обошлось без потерь!.. А то, что ты видел полчаса назад, всего лишь жалкая попытка реабилитировать себя… Ах, голова! Мы ведь не вышли на связь с Железко!
Оборин поспешно встал.
Я чувствовал себя скверно. Огромный, страшный день вымотал меня вконец, и мучительно хотелось одного: как-нибудь добраться до маленького кемпинга на берегу озера, рухнуть на скрипучую койку, закрыться с головой простыней и отключиться от этой бешеной круговерти событий, лиц и слов.
Сафаров съехал на животе с «акульего плавника» и молча протянул мне автомат. Я хотел было встать, но вдруг почувствовал едва уловимую ноющую боль. Сначала мне показалось, что она пульсирует где-то в груди. Пошевелил плечами, но боль стекла в ноги и стала жечь огнем. Натер-таки! Пришлось расшнуровывать ботинки.
Так и есть. Босиком, что ли, пойти? Хотя пока спустимся, от меня одни уши останутся, как говорил солдат Тетка.
Как на свете все уныло, нескладно и пакостно…
Оборин уже шел обратно, на ходу вытаскивая притороченный к прикладу автомата резиновый мешочек перевязочного пакета.
– Стер ноги? – спросил он. – Я так и понял.
Он присел на корточки, покрутил головой, осматривая мои распухшие ноги.
– На, перевяжи, – и отошел, чтобы не мешать.
Я разорвал резиновую оболочку перевязочного пакета, вытащил марлевый тампон, покрутил его в руках и со злостью отшвырнул далеко в сторону. Не поможет.
Стиснул зубы, стал обуваться. Потом с трудом встал и заковылял к солдатам.
Латкины уже побежали по тропе, вытягивая за собой цепочку солдат. Оборин дожидался меня.
– Ну что, стало легче? – спросил он.
– Нет, хуже.
Он шел рядом со мной, почти касаясь плечом. Потом взял за локоть, чтобы я мог опереться.
Я остановился.
– Ты чего? – спросил он.
– Иди, я догоню…
Он пожал плечами и молча пошел вниз.
Прошла минута, вторая. Негромкие голоса солдат стихли. Я остался один среди бесконечной теплой ночи. Наконец услышал шаги. Темный силуэт низкой фигуры застыл в трех шагах от меня.
– Это вы, товарищ старший лейтенант?
– Я, Киреев, я…
Солдат подошел ко мне ближе, поднял блеснувшие в свете луны глаза.
– Я хочу вам сказать…
– Ну, говори!
– Если Оборин еще раз…
– Дальше!
– Что «дальше»?! – вдруг крикнул солдат. – Убью я его, вот что будет дальше!
