– Мне импонирует ваша скромность, и потому с большим удовольствием я делаю вам предложение: выступить еще несколько раз.
– Нет, выступать я больше не буду, – отказался я без каких бы то ни было сомнений. – Я не артист. К тому же у меня отпуск…
– Погодите, не спешите отказываться! – перебил меня Батуркин. – За несколько дней вы заработаете весьма приличные деньги. Успех гарантирован. Несколько газет опубликовали восторженные отклики о вашем выступлении, народ хочет видеть и слушать вас… Не воспользоваться такой ситуацией – величайшая глупость…
– Это невозможно! – на этот раз я перебил Батуркина. – Поймите же, что это не мое дело. Я частный сыщик. Я не хочу этим заниматься… И… и… вообще мне неприятно стоять на сцене, понимаете?! Не хочу! Точка.
– Зря, – потускневшим голосом ответил Батуркин. – Зря… Мы с вами сделали бы необыкновенное шоу. Я уже продумал звуковое сопровождение. Актеры пантомимы воспроизводили бы ваш рассказ жестами и мимикой… Тени на экране, игра цветов и другие визуальные эффекты… Вложений минимум, а прибыль огромная. Зря…
Я пожелал Батуркину успехов на поприще шоу-бизнеса и дал отбой как раз в то мгновение, когда кофейная пена устремилась вверх и едва не выплеснулась.
– Кто звонил? – полюбопытствовала Ирина, когда я поднес ей чашечку, с которой ветер срывал ароматный пар.
– Из автомагазина. Просили приехать и забрать тормозные колодки…
Ирина взяла у меня чашечку и подняла на меня глаза, чтобы поблагодарить. Я очень редко говорил Ирине неправду, всякая ложь давалась мне нелегко и, несмотря на то что она всегда преследовала благую цель, испытывал мучительные угрызения совести. Взгляд моей подруги был чист и светел, как летнее небо, и толику недоверия я воспринял бы как должное и заслуженное мною, но Ирина верила мне безоглядно, как ребенок своему доброму и заботливому родителю… Спасибо волне, в которую яхта глубоко зарылась носом, что вызвало целый фонтан обрушившихся на нас брызг. Мы одновременно закричали. У Ирины кофе стал соленым, а я, вовремя не сняв с себя «сценический» костюм, вымок до нитки.
Вообще мы отдыхали очень прилично, сдерживая себя разве что во взаимном сближении друг к другу. Мы будто дали обет и усердно делали вид, что расслаблены и равнодушны, и нет никакого искушения, и нет преодоления, а наше единение и романтическая обстановка располагают вовсе не к всплеску чувств и страсти, а к беззаботной и легкой приятельской болтовне.
От набережной к ее дому мы шли пешком, и я несколько раз уловил не совсем обычные взгляды прохожих. Две девицы несколько мгновений пялились на меня так, как если бы пытались вспомнить, где меня видели, потом в их глазах вспыхнуло озарение. Они немедленно принялись шушукаться, продолжая поливать меня светом своих радостных глаз. Потом повстречалась зрелая дама, которая показывала на меня рукой и что-то шептала своему сыну, поглощавшему мороженое. Я понял, что эти люди были на моем выступлении. Должен сказать, что я пережил одно из самых неприятных чувств, какие когда-либо рождались в моей душе. Возможно, я испытал бы нечто похожее, если бы прошелся по набережной голым. Я напрягся, неосознанно стараясь выглядеть, двигаться и вообще вести себя так, чтобы не разочаровать людей, которые считали меня незаурядной личностью, осененной славой. Ирина почувствовала мое напряжение, она заметила обращенный ко мне интерес женщин, но растолковала его по-своему, не без присутствия ревности:
– Теперь ты понимаешь, что значит быть стильно одетым? У девушек шейные позвонки трещат, так они на тебя пялятся.
Моя милая не преминула заметить, что моя привлекательность – это ее заслуга. Мы расстались в ее подъезде, завершив чудный день целомудренным поцелуем.
Глава 4
Двойник
Со следующего дня на Побережье зарядили дожди, и мы с Ириной замкнулись каждый в своей квартире. Ирина звонила мне часто. Закутавшись в плед, она сидела на лоджии, где шум дождя и сочные листья виноградника создавали особенный романтический уют, перечитывала «Камо грядеши» Сенкевича и пила чай с лимоном. Я пил портвейн с лимоном и переделывал свой миниатюрный спортзал, заменяя надоевшие зеркала стеновыми панелями под дерево. Это тоже была существенная и полнокровная деталь отпуска – спокойное и сосредоточенное сжигание времени, когда некуда торопиться, не хочется выходить из дома и хозяйственные дела доставляют удовольствие.
Но эта законсервированная идиллия продолжалась недолго. Был уже вечер, я стоял на стремянке и прилаживал очередную панель к стене, загоняя ее край в паз уголка, когда позвонил телефон. Я был уверен, что это Ирина и сейчас она опять выскажет свое восхищение каким-нибудь эпизодом романа. Каждый ее звонок был коротким и емким счастьем для меня, необходимой пилюлей для поддержания в себе душевного умиротворения и спокойствия. Если грубо сравнить – что-то вроде звука колотушки ночного сторожа: «Спите спокойно, жители Багдада!»
Но звонила не Ирина, а Юрка Кондрашов из Севастополя, мой однокашник по институту. Я с трудом узнал его по голосу. По-другому это сделать было невозможно, потому как Юрка никогда нормально не представлялся. По своей сути он был клоуном.
– Вас беспокоят из Генеральной прокуратуры, старший следователь Орест Нечапайзацицько. Я могу поговорить с лучшим сыщиком всех времен и народов? – дурачась по своему обыкновению, спросил он. – Кирюха! Был я на твоем концерте! Ну что тебе сказать?! Полный отпад! Молоток! Здорово ты все это обставил! Особенно, когда начались фейерверки – до самых косточек проняло! Молодец! Я тебе по-доброму завидую! Теперь хожу и всем своим знакомым говорю: а это мой однокашник!
Я немного запутался в информации, которую выдавал Юрка. Какие фейерверки?
– Ты откуда звонишь? – спросил я, поглядывая на часы. Принимать гостя уже было поздновато, но для Юрки можно было сделать исключение. Буженина у меня есть, портвейн тоже.
– Из Севастополя, откуда же еще!
Как бы я ни благоволил к нему, я все же вздохнул с облегчением. Поздний гость отменяется.
– А почему не позвонил, когда был в Ялте?
– Что ты, Кирюша! В Ялте я уже год как свое рыло не показывал. Времени не хватает.
– Постой! – запутался я. – Как это не был? А как же ты побывал на моем концерте?
– Так и побывал! Здесь, у себя, в Севастополе. В клубе моряков, на дневном сеансе. Увидел афишу и пошел вместе с подругой.
Я перестал понимать, о чем речь.
– Какой концерт, Юра? – произнес я, бродя по квартире. – Никакого концерта в Севастополе я не давал.
– Ладно лапшу мне вешать! – усмехнулся Юрка. – А на чей концерт, по-твоему, я сегодня ходил? Людмилы Зыкиной?
– Ты уверен, что выступал именно я?
– Это уже не смешно, Кирилл! Конечно, ты! Я хоть в последнем ряду сидел, но тебя узнал, несмотря на дурацкие крученые усики, пенсне и прямой пробор. Кстати, на Эркюля Пуаро ты совсем не похож… Алло! Алло, Кирилл! Ты меня слышишь?
