Немолодой, высокий, с рыжими усиками и обширной лысиной следователь слушал его внимательно и не перебивая.
– А вот администратор гостиницы утверждает, что ваши сотрудники, в том числе и Гвоздев, дважды в день приезжали за Бревиным и куда-то увозили его на джипе.
– Это ужасно! – произносил Саркисян, прикрывал глаза и прижимал ладонь ко лбу. – Все это безобразие творилось за моей спиной. Люди, которым я бесконечно доверял, нагло пользовались моим доверием. Втайне от меня они вступили в сговор с Бревиным и занялись грандиозной профанацией. Если бы они обманули только меня! Так ведь жертвой этого обмана стали сотни тысяч доверчивых телезрителей!
– Но Чекота сказал, что вместе с Гвоздевым выполнял ваш приказ.
– Правильно! – часто моргая и растягивая пухлые губы в улыбке, подтвердил Саркисян. – А что он еще мог сказать? Что действовал по собственной инициативе? А зачем ему признаваться, если проще все свалить на руководителя. В нашей стране всегда и за все отвечает начальство. Работник пьет – виноват начальник. Работник ворует – виноват начальник. Работник…
– Хорошо, – прервал красноречие Саркисяна следователь и неторопливо вытащил из пачки сигарету. Так же неторопливо прикурил, выпустил струйку дыма, загасил спичку, смахнул со стола пепел. – Я смотрел несколько передач вашей «Робинзонады». Мне понравилось. Ловко вы все закрутили.
Саркисян скромно опустил глаза и заерзал на стуле.
– Спасибо. Очень приятно. Вы даже не представляете, насколько приятны вот такие простые, от души, слова нам, творческим работникам. А то ведь большей частью ругают. Дескать, не заботимся о морально-нравственном воспитании подрастающего поколения…
– Мне кажется, передача во многом бы проиграла, если бы не целый ряд трагических событий на островах.
– Увы, – вздохнул Саркисян и собрал на лбу морщины. – Это так. Но если бы вы знали, какие нравственные муки пришлось мне пережить, принимая решение ставить в программу или не ставить тот или иной эпизод. Поверите? Каждое такое решение – это бессонная ночь. Ведь это для зрителей – игра. А для меня – драма!
– Будь ваша воля, вы бы, наверное, остановили «Робинзонаду», чтобы не подвергать риску оставшихся людей?
– Безусловно! – очень стараясь казаться убедительным, сказал Саркисян и порывисто качнул головой. – Жизнь игроков – вот главная ценность, а не рейтинг передачи и не деньги от рекламы.
– Сохранение жизни игроков оправдает все и снимет любой моральный груз, – развил мысль Саркисяна следователь. – Хотите чаю?
– Совершенно с вами согласен! – все больше оживлялся Саркисян, чувствуя, что грозовые тучи над ним тают. – Вы просто читаете мои мысли… Да, чайку, если можно!.. Святая ложь! Не надо ее бояться, если за ней стоят богоугодные дела!
– Я сразу понял, что вы честный и благородный человек, – сказал следователь. Он стоял к Саркисяну спиной и наливал заварку в стакан. – Сколько вам кусочков сахара?
– Три, пожалуйста… Эх, товарищ следователь! Хоть вы понимаете наш неблагодарный труд! Я всегда готов войти в положение любого игрока, понять его, помочь! Это же игра! Вот, допустим, страдает человек, умирает. А я что – зверь? Мне его почки дороже, чем этот проклятый рейтинг! Ну, взял я грех на душу – пусть радуется жизни, если никому от этого хуже не будет…
– А разве у Бревина были больные почки? – спросил следователь, подавая чашку в руки Саркисяну.
– А то! – произнес Саркисян, отхлебывая из чашки. – Откуда здоровье, если он каждый вечер в баре гостиницы кутил? И наутро лицо его так опухало, что глаз не было видно. Ему перед камерой выступать, а он…
И тут Саркисян с ужасом понял, что проболтался. Он сильно побледнел, медленно поставил чашку на стол и со страхом взглянул на следователя. Тот снова закурил, пристально глядя на Саркисяна сквозь дым.
– Дальше! – произнес он. – Ему перед камерой выступать, а он глаза открыть не может. Так?
Саркисян судорожно сглотнул и неуверенно покрутил головой.
– Я хотел сказать… то есть…
– То есть вы снимали на камеру опухшего от разгульной жизни Бревина до тех пор, пока на Пятом острове не произошел пожар. И чтобы скрыть свою ложь, вы решили Бревина убить?
Страшное волнение охватило Саркисяна. Хватая ртом воздух и прикладывая руки к груди, он торопливо заговорил:
– Это не я! Клянусь вам! Это не я его убил! Я хотел, чтоб он куда-нибудь уехал… Я даже билет на самолет хотел ему купить…
– Почитайте, – оборвал его следователь и придвинул Саркисяну лист бумаги. – Это выписка из протокола допроса Гвоздева. Он утверждает, что именно вы приказали ему убить Бревина на месте проведения съемок. Что это была ваша идея заранее выкопать могилу в лесу. Что именно вы подсказали Гвоздеву, в какой момент тот должен ударить Бревина тесаком.
– Нет!! – дурным голосом закричал Саркисян. – Ложь!! Этот сопляк клевещет! Посмотрите на мои руки! На мои глаза! Молодежь теперь испорчена! Она глубоко порочна! Гвоздев лжет без зазрения совести!.. Я вам скажу! Я вам все скажу! Я знаю, кто застрелил Бревина! Этот человек наркоман, и он хочет бросить на меня тень! Он меня ненавидит и мечтает видеть меня в тюрьме!.. Его фамилия Ворохтин…
– Пишите! – сказал следователь, подавая Саркисяну тонкую стопку чистой бумаги и ручку. – Обо всем, что вам известно, и очень подробно.
Глава 37
Скатертью дорога!
К вечеру ветер стих, в зеркальной воде точечно прорисовались отражения берегов с белым березовым частоколом и темно-синее небо с кляксами розовых облаков. Туман сгущался незаметно, и над водой, не встречая препятствий, скользили хрустально-хрупкие колокольные перезвоны.
В раскладном шезлонге, водрузив ноги на пластиковый стол, сидел худощавый парень в синем джемпере, с коротко стриженной, выкрашенной в цвет огурца головой. В его руке время от времени тонко насвистывал мобильный телефон, парень включал его, подносил к уху и, выслушав, отвечал:
– Спасибо, ваш звонок принят!
Через несколько секунд все повторялось: звучал мелодичный сигнал, и парень, думая о чем-то своем, машинально говорил:
– Спасибо, ваш звонок принят…
Вскоре это занятие ему надоело. Не отключая трубки, он положил ее на стол и наполнил пивом большую керамическую кружку с карельским узором. Он любовался закатом и смаковал пиво, в то время как тысячи наивных людей накручивали телефонные диски и нажимали на кнопки, надеясь дозвониться, чтобы попасть в первую десятку и выиграть приз.
Тут в лагерь прикатил запыленный джип, из него выкатился злой и красный Саркисян и с ходу принялся делать разнос:
– Что вы ходите руки в брюки? Делать нечего? Полчаса до начала связи! Все по своим местам!
Люди засуетились и забегали. Парень с огуречной головой убрал ноги со стола, поставил кружку под стол и снова занялся телефоном.
