Я стащил с себя одежду и надолго застрял в душевой. Потом, отмытый, посвежевший, гладко выбритый, я сидел в кресле и любовно протирал детали «магнума», собирал и снова разбирал его, любуясь черной тяжелой игрушкой. Из куска веревки я связал что-то вроде уздечки, в которую вложил пистолет, и подвязал к куртке под мышкой. Осмотрел себя в зеркале, поднял руки вверх, опустил, присел, наклонился, лег на пол. Пистолет держался в веревочной петле достаточно надежно, и достать его было легко.
Я придвинул к себе телефон, начал накручивать код Москвы и домашний телефон Анны, но в последнее мгновение передумал и опустил трубку в гнездо.
В дверь постучали, и, прежде чем открыть, я спрятал под подушку пистолет и автомат, смахнул со стола промасленную ветошь. На пороге стояла сухощавая женщина, одетая в какое-то странное платье до самого пола, очень напоминающее рыболовную сеть.
– Вы Вацура, я не ошиблась? – спросила она, протягивая мне бумажный квадратик. – Тогда срочно позвоните по этому телефону.
Я осмотрел ее с ног до головы.
– А вы, простите, кто?
– Дежурная по этажу, – ответила она таким тоном, словно мой вопрос ударил по ее самолюбию.
Я глянул на листок. Шесть цифр телефонного номера. Ни имени, ни фамилии.
– А кто вас просил об этом? Кому звонить? Я здесь, собственно, уже никому не нужен.
Дежурная пожала плечами.
– Не знаю, кому вы нужны, а кому не нужны. Можете не звонить, мне все равно.
Она повернулась и пошла по коридору, громко цокая каблуками. Рыболовная сеть колыхалась за ней, как фата.
Я закрыл дверь, снова сел в кресло и минуту рассматривал номер телефона. Не нравятся мне подобные записочки, мимоходом подумал я. Похоже, это штабной номер. Что им от меня нужно? И, собственно говоря, кому – им?
Интуиция подсказывала, что ничего хорошего звонок по этому номеру не принесет, но я уже взялся за трубку. В конце концов, придумал я оправдание, это может быть строевой отдел. Может быть, мне положена какая-нибудь страховка или справка об участии в боевых действиях.
Мне ответил незнакомый мужской голос:
– Полковник Довгий… Я слушаю вас!
– Вы просили позвонить… – начал было я, но меня перебили.
– Это Вацура? А-а, на ловца и зверь бежит! – обрадовался полковник Довгий. – Да-да, я очень жду вашего звонка. Что ж это вы пропали, а?
– В каком смысле? – уточнил я.
– В прямом, милый мой, в прямом. Давайте, рулите прямо ко мне! Сейчас я закажу вам пропуск. Записывайте адрес…
– Вы полагаете, что в этом есть необходимость?
– Полагаю, что да. И чем быстрее вы придете, тем будет лучше для вас. Уж поверьте мне.
Я опустил трубку, некоторое время смотрел на аппарат, словно он сейчас олицетворял полковника Довгия, и попытался разгадать намерения этого человека. Потом подошел к кровати, откинул подушку, сгреб оружие и, приподняв матрац, положил автомат и пистолет под него. Заправил постель, утрамбовал матрац, чтобы не было бугра.
Я уже подошел к входной двери, взялся за ручку, но что-то удержало меня в последний момент. Было такое ощущение, словно я собирался выйти из номера совершенно голым.
Вернулся в комнату, снова разворошил постель, взял «магнум» и вложил его в веревочную петлю под мышкой. Застегнул куртку, одернул ее на себе. Сунул в карман паспорт с выпиской из последнего приказа Локтева. Ну вот, так-то будет лучше, подумал я, выходя из номера. Мной вдруг овладело странное чувство, словно я последний раз в жизни шел по этому коридору.
* * *
Меньше всего я ожидал, что окажусь в военной прокуратуре. Пока мне оформляли пропуск, я, как всякий в меру законопослушный гражданин, думал о том, какое обвинение сейчас мне могут предъявить. Скорее всего Довгий начнет припоминать недавние события на границе, когда я оставил поле боя. Кто-то, значит, оказал мне недобрую услугу и накатал донос. Кто? Игнатенко? Комбат? Командир полка?
Но то, что на самом деле сказал мне Довгий, шокировало меня своей неожиданностью и кажущейся абсурдностью.
– Заходите, – пригласил он меня в кабинет. – Садитесь.
Это был совершенно лысый, но с густыми черными бровями полковник, роста выше среднего, смуглый, сухощавый, движения его были плавными и, как мне показалось, таили в себе скрытую угрозу.
Я сел в кожаное кресло по другую сторону стола и ждал, пока полковник оторвется от своих бумаг. Наконец он поднял свои мохнатые, как гусеницы, брови, снял очки в тонкой оправе и пристально посмотрел на меня.
– Ну что? – задал он вопрос, на который я даже при большом желании не мог ответить.
Полковник, впрочем, удовлетворился моим молчанием, зашнуровал папку, которую изучал, отложил ее в сторону, а перед собой положил еще совсем новый, плохо разработанный на сгибе скоросшиватель, раскрыл его и стал перелистывать бумаги. Я не мог прочесть ни слова, но заметил, что там было три документа, написанных от руки, разными почерками и чернилами, предписание и еще какие-то бумаги.
– Неважны ваши дела, – сказал Довгий. – Видите? – И он постучал рукой по скоросшивателю. – На вас заведено уголовное дело.
Круто он начал. А вдруг я человек нервный, сердце слабое, и после таких слов – хлоп! – и готов? Я не сводил взгляда с его черных мохнатеньких глаз. Довгий выжидал паузу, рассматривая мое лицо. Это, должно быть, профессиональная привычка, особая манера поведения – говорить не совсем приятные вещи и при этом наблюдать, как меняется физиономия у собеседника. Наверное, полковнику было приятно.
Он не дождался от меня града вопросов, невнятной, рваной речи и восклицаний и вбил гвоздь по самую шляпку:
– За самовольный выезд из Душанбе. Иными словами – за уклонение от службы. Статья оч-ч-чень серьезная.
Нельзя сказать, что у меня гора свалилась с плеч, но некоторое напряжение спало. Я тотчас усмехнулся. Эх, родная армейская бюрократия! И здесь все напутали и перевернули с ног на голову. – Чего это вы головой качаете? – удивился полковник. – Будете отрицать, что… – Он нацепил очки и посмотрел в папку. – Что двадцатого числа самовольно покинули пределы гарнизона, в данном случае – Душанбе?
– Нет, это отрицать не буду, – ответил я. – И все-таки уклонения не было, потому что двадцатого я уже был уволен из армии.
– Что вы говорите! – покачал лысой головой полковник. – Снова обратимся к делу. Вот выписка из приказа. Цитирую: «М-м-м… на основании Закона о прохождении контрактной службы… так… так… считать контракт – номер, дата – недействительным и полагать Вацуру Кирилла Андреевича уволенным со службы по статье такой-то на основании приказа командира части от двадцать второго сентября сего года. Подписано: врио командира войсковой части, заверено: начальник строевого отдела. От двадцать второго, – повторил он, поворачивая папку так, чтобы я мог увидеть выписку.
