Гера добрался средним пальцем до липучки, закрывающей накладной карман.
– Поломаешь, – предупредил Бодя, глядя на замки.
Был бы у Геры палец длиннее сантиметра на два, как у Паганини, – проблем бы не было. Он расслабился, несколько раз глубоко вздохнул и, до боли выгибая кисть, просунул палец в карман.
– Есть, – прошептал он, медленно вытягивая ключ с кольцом, словно подводил к берегу крупную рыбину, попавшуюся на тонкую леску.
Ключ упал на пол. Гера тряс в воздухе пальцем, словно обжегся. Бодя поднял ключ, поднес его к глазам и изрек:
– Знал бы, куда его можно воткнуть, воткнул бы. А так эта ерунда мне и даром не нужна.
Гера снова склонился над текстом договора и на этот раз прочитал его от начала и до конца.
– Закрывай, – сказал он, вытирая рукавом пот со лба. – Обрадовать тебя нечем. Ни сала, ни горилки…
– Да ты меня уже обрадовал, – вставил Бодя, кивая на бутылку коньяка. – Пока хватит. Когда радости слишком много, то начинается дурдом.
– Это ключ от сейфа, который находится в московском «Капиталбанке», – произнес Гера и без всякого энтузиазма добавил: – Сейф можно вскрыть и посмотреть, что внутри. А можно и не вскрывать. Все зависит от того, в какой степени надоела спокойная жизнь. И вообще жизнь. Я, например, хочу дотянуть до счастливой старости.
– Да брось ты! – махнул рукой Бодя. – Счастливая старость! Важно не сколько проживешь, а как проживешь… Дай-ка взглянуть!
Он взял из его рук ключ, внимательно рассмотрел его, дальнозорко отставив в вытянутой руке, потом принялся изучать договор. Несколько минут в комнате царила тишина. Гера бродил от окна к окну, перешагивая через зеленые островки огурцов. Наконец Бодя отложил договор в сторону и посмотрел на него.
– Вот что я тебе скажу, парень. У нас есть ключик и бумажка, выписанная на предъявителя. Тот, кто держит ее в руках, тот и предъявитель. Так в чем проблема? Надо воспользоваться ключиком, ибо такого случая в нашей убогой жизни больше не будет.
– Это кейс губернатора Зареченска, – сказал Гера, ожидая, что эта новость повергнет Бодю в состояние шока, но тот равнодушно пожал плечами.
– А мне какое до вашего губернатора дело? Да хоть президента! Я в вашей стране никто. Как голубь. Какая мне разница, на чью голову какать?
– Значит, ты, – медленно произнес Гера, в свою очередь рассматривая ключ, – значит, ты хочешь открыть сейф и посмотреть, что там внутри? Правильно я тебя понял или нет?
– Правильно, – согласился Бодя, протягивая ему огурец и стакан с коньяком.
– А ты не боишься, что, когда выйдешь из банка, тебя тюкнет какой-нибудь меткий киллер?
– Нет, не боюсь, – ответил Бодя. – Откуда киллер будет знать, какой именно сейф я открывал? Этого никто не узнает.
– Узнает служащий банка, который тебя к сейфам проводит.
Бодя вздохнул:
– Будем надеяться, что попадется честный служащий.
* * *
Бодя слушал его и засыпал с огурцом в руке. Гера видел это, но не обижался. Ему доставляла радость сама возможность высказаться. Не вдаваясь в подробности, он поведал ему, как два лысых вымогателя потребовали десять тысяч, про то, как этот кейс оказался у него.
– Давай завтра на эту тему побалакаем, – предложил Бодя, зевнув. – Я смотрю, тебя в крепкий узелок заплели.
Прежде чем выключить свет и уснуть рядом с диваном, Бодя отодрал несколько досок вагонки от потолка и сунул в нишу между кровельным железом и обшивкой кейс, а затем приладил вагонку на прежнее место. Гера пожелал ему спокойной ночи и спустился вниз.
В отличие от Боди, он еще не научился спать одетым на голом полу, подложив под голову кулак. Может быть, душ в мастерской, где всегда была горячая вода, не позволил ему привыкнуть к грязи, и каждый день, где это только было возможным, Гера лез в воду.
Черный бак душевой, установленный в саду, наполнялся дождевой водой, а в периоды засухи воду в него надо было носить ведрами. Дождей за эту неделю выпало столько, что бак давно переполнился. Вода была холодной, если не сказать ледяной. Она свистела тонкими струями из ржавой лейки, и Гера, раздевшись, минуту набирался мужества, прежде чем втолкнул себя под воду.
Не глядя, он плеснул на голову шампуня из пластиковой бутылки и перестарался. Обильная пена обволокла его, словно пуховая шуба. Очень мягкая дождевая вода с трудом справлялась с шампунем, и, ополаскиваясь, он успел продрогнуть до костей.
Трясясь от холода и одновременно ликуя от ощущения чистоты и свежести, Гера пошарил по перегородке рукой в поисках полотенца. Ему казалось, что он повесил его на гвоздь, но полотенца там не было. Он посмотрел под ноги, полагая, что оно упало, но его не было и там.
Перспектива идти голым через сырой ночной сад его не слишком вдохновила, и он уже собрался было вытереться майкой, как вдруг через прорезь между баком и перегородкой змеей пролезла голая рука с полотенцем, и он услышал знакомый голос:
– Ку-ку!
Гера выхватил полотенце и повязал его на поясе. «Приперлась! – без особого восторга подумал он. – Может быть, принесла паспорт?»
– А почему мы такие грустные и молчаливые? – спросила Дина.
Он не видел ее лица. Оно оставалось в темноте, в то время как внутренность душевой была заполнена желтоватым светом маломощной лампочки.
– Ты привезла паспорт? – спросил Гера, вывернув над собой лампочку, и в темноте принялся вытираться.
– Какой паспорт? – не поняла Дина.
– Я же тебя просил, – напомнил он. – У твоей мачехи остался мой паспорт.
– Ах да! Совсем из головы вылетело! – призналась Дина. – А мачеха все равно уехала в Пятигорск… Ой, кажется, лягушка!
«А ты ее боишься, дружище!» – сказал Гера сам себе.
– Так зачем ты приехала?
– Соскучилась, – тоненьким голоском ответила Дина и жалобно вздохнула. – У нас беда. Братишка в истерике. У меня давление подскочило. Семьдесят шесть на двести двадцать пять с половиной.
– Столько не бывает.
– Так я же приблизительно, – ответила Дина.
Он вышел из душевой и пошел по тропинке к дому.
– Ты даже не хочешь меня обнять и поцеловать? – отозвалась Дина из-за его спины.
– Что тебе от меня надо? – обернувшись, спросил Гера.
– Фи-и, как грубо! А я надеялась на сострадание и понимание. Ты даже не хочешь спросить, что у нас случилось?
– Меня это не интересует, – соврал Гера.
– Правильно! – тотчас согласилась Дина. – И я так же братишке сказала: это его не заинтересует. А он почему-то спорить со мной начал.
Она уже его злила. Хорошо, что он не стал разжигать свои нервы воспоминанием событий минувшей ночи, а то устроил бы этому розовому обмылку банный день. Он остановился и повернулся к ней лицом. Между ними покачивалась ветка яблони. Дина, приблизившись к пучку молодых листьев, понюхала их.
