Я слышал, как скрипят ступени внутри особняка. Сверху раздались приглушенные голоса. Потом в окне показался Мухин. Свесив голову, он посмотрел вниз, по сторонам и исчез.
– Палка, палка, огурец, – бормотал Филя, рисуя прутиком по песку, – вот и вышел человец… Сегодня подходит ко мне такой гориллоподобный гражданин – лба нет, глаз нет, одна челюсть и затылок в складках. И спрашивает: «Слышь, чувак, могу ли я положить на депозит пятьдесят штук баксов?» Я на всякий случай уточняю: «У вас валюта или рубли по курсу?» А он: «Пока ничего нет, но к утру сделаю».
Филя назвал сумму, которую я запросил у него в бане. Играется? Я смотрел под ноги, где суетились муравьи.
Мухин распахнул дверь, постоял на пороге, посмотрел на небо, на голые деревья, засиженные воронами, и поднял на уровень лица полиэтиленовый пакет, в котором лежал пистолет с каким-то странным толстым стволом.
– Это ваш пистолет? – спросил он меня, шаркая по ступени подошвами.
Мне хотелось протереть глаза.
– Не понял, – пробормотал я. – Как он может быть моим, если я вижу эту штуку впервые…
– То есть пистолет не ваш? – зачем-то уточнил Мухин.
– Я же сказал…
– Очень хорошо, – кивнул Мухин и передал пакет сержанту. – Но при понятых я нашел его под подушкой в вашей комнате. Это так, для сведения… Чтобы вы не скучали на досуге…
– А я не скучаю, – пожал я плечами.
– А это ваше?
Он поднял другой пакет, в котором лежала матерчатая перчатка для строительства.
– И это не мое.
Татьяна поглядывала на меня и покусывала губы. Филя курил и плевал под ноги на свои песочные рисунки.
– Что вы здесь делали в момент выстрела? – спросил Мухин, прохаживаясь передо мной так энергично, что меня стало знобить от ветра, который он поднял.
– Их было два, – поправил я.
– Откуда вам это известно?
– Слышал.
– И что же вы делали здесь в этот момент?
– Ничего. Меня здесь не было.
– А где вы были?
Если бы я признался, что был у князя, Филя сразу бы догадался, с какой целью я к нему заходил, и наша операция неминуемо бы сорвалась. Я не стал жертвовать последним шансом взять кассира на месте преступления – соблазн был слишком велик.
– Гулял по парку, – ответил я.
– Кто-нибудь это может подтвердить?
Я пожал плечами и сказал:
– Разрешите подумать до завтрашнего дня, гражданин следователь?
Мухин молча пошел к машине, а я мысленно сказал Филе: «Ах, кассир, если бы ты знал, с каким наслаждением я буду тебя сегодня бить!»
«Уазик» развернулся, примяв клумбу, на которой начинали всходить нарциссы, и умчался прочь. Татьяна, глядя себе под ноги, словно обронила серьгу или колечко, прошла к краю оврага, постояла там минуту и вернулась обратно. Филя зевнул, поплевал на окурок и втоптал его каблуком в песок.
– Не переживай, – сказал он мне. – Все у нас получится.
И вприпляску, вприпрыжку пошел по дорожке.
– Танюша, – сказал я, – а правда смешно, что один жизнерадостный дятел вьет из нас веревки?
– Это не смешно, – отозвалась Татьяна. – Это совсем даже не смешно.
Глава 40
ЗА МГНОВЕНИЕ ДО СМЕРТИ
Не включая фары, я проехал мимо «Понтиака», припаркованного у лестницы. Водитель дремал, положив голову на панель приборов. Я свернул за коммерческий киоск, остановился и вышел из машины. Если Филя ждал появления моего «жигуленка», спрятавшись за каким-нибудь гнилым забором, то у меня была возможность проверить его бдительность, подойдя к тупиковой улочке незамеченным.
Я сделал приличный круг по чужим огородам и мусорным кучам, спугнув несколько кошачьих свадеб, и вышел к старому, местами провалившемуся погребу, откуда прекрасно был виден мокрый травяной «пятачок», окруженный самыми бедными в городе избами и садами, где, по замыслу кассира, я должен был наехать на князя.
Почти час я ощупывал взглядом трухлявые доски заборов, груду почерневших бревен, тощую лавочку, корявые деревья, слабо освещенные желтым оконцем кривой избы. Когда свет в окне погас, все вокруг погрузилось в беспросветный мрак. Стояла полная тишина, лишь капли дождя, словно часовой маятник, ритмично шлепались на рваный рубероидный колпак погреба.
Филиппа здесь не было, во всяком случае, в радиусе ближайших ста метров. Я вернулся к машине. Было уже четверть десятого, а мы с князем договорились на девять тридцать. Последние пятнадцать минут тянулись мучительно медленно. Я заметил, что мои руки мелко дрожат. Чего не люблю – так это ждать драки.
Я медленно поехал к месту встречи. По грунтовке машина едва ползла, колеса глубоко зарывались в промоины и канавы, приходилось газовать, чтобы выбраться из них, и мне уже казалось, что половина жителей Арапова Поля проснулась и с подозрением следит за мной из своих темных окон.
Вот и «пятачок». Забор. Узкая улочка, по которой давно не ходили машины. Две колеи заросли травой. Я не сводил глаз с часов, вмонтированных в приборную панель. Девять тридцать! Рука невольно легла на рычажок, включающий дальний свет. Одно короткое движение – и ослепительный свет на мгновение разорвал темноту, обнажил тени кустов и заборов, и все, что казалось недосягаемым из-за густого мрака, проявилось в деталях. Я увидел князя. Опираясь на палочку, он быстро спускался к машине, прикрывая глаза рукой.
Я выключил свет и выскочил из машины. Все вокруг было погружено во мрак, еще более густой, чем прежде. Князь, ослепленный, протянул мне руку и крепко сжал ее. Этот бессловесный жест выразил многое: и доверие, и надежду, и просьбу поддержать в трудную минуту. Этот старый человек вызывал во мне величайшее уважение своим мужеством. Я взял его под локоть, подвел к машине и открыл дверцу.
– Все будет хорошо, Святослав Николаевич, – шепнул я.
Он кивнул. Мы помчались в больницу. Я поглядывал на старика в зеркало. Он был спокоен, печать тихой грусти лежала на его благородном лице.
– Тебе придется выносить меня на руках, – сказал он и, шутя, добавил: – Справишься?
Я яростно давил на газ, с визгом преодолевая повороты. Машина стонала, когда колеса бились о колдобины. Свет фар выхватывал из темноты косые нити дождя.
– Ложитесь! – крикнул я. – Подъезжаем!
– Палку придется оставить, – с сожалением произнес князь, без труда умещаясь на сиденье. – Какое бы ни было, а все ж оружие…
На пропускном пункте меня остановили. Опустив стекло, я крикнул охраннику:
– Человек в тяжелом состоянии!
Шлагбаум взмыл вверх. Я подъехал к первому корпусу и остановился у светящейся таблички «Приемное отделение». Выскочил из машины, открыл заднюю дверь и взял на руки легкого, почти невесомого старика. Князь закрыл глаза. Открывая ногами двери, я вошел в ярко освещенное, пахнущее лекарствами фойе. Навстречу мне вышла заспанная женщина, застегивая халат на груди.
