Мухин поднял голову и взглянул на врача.
– Это вы писали?
– Что – это? – усмехнулся врач.
Обрывок бумаги буквально таял на наших глазах, как тонкая льдинка. Кислота продолжала пожирать его.
– Фотоаппарат! – крикнул Мухин.
Милиционеры зашевелились, стали зачем-то хлопать себя по карманам. Обрывок бумаги выпал из пальцев следователя и шлепнулся на пол. С перекошенным лицом Мухин смотрел себе под ноги.
– В машине… – сдавленным голосом произнес он, но едва милиционеры дернулись в сторону коридора, он покачал головой и добавил: – Не надо. Поздно…
Я заметил, как врач воспрял духом.
– Так вот, – приободрившимся голосом сказал он. – Как только я начал укреплять кислородную маску на лице этого пожилого господина, в операционную ворвалась эта молодая особа и стала угрожать мне пистолетом. Она заставила меня сесть на пол и поднять руки. Никаких бумажек я не писал и кислотой не заливал, все это ложь и провокация, и я буду…
– Замолчите, – тихо попросил Мухин.
По-моему, мы все крупно вляпались. У нас не было ни одного серьезного доказательства того, что Филя вместе с врачом пытались убить князя. Следователь, хмурясь, смотрел на серое пятнышко на полу, похожее на размазанную зубную пасту. Затем сдвинул шляпу на затылок и посмотрел на врача.
– Я вынужден вас задержать, – глухим голосом произнес он. – До выяснения всех обстоятельств происшествия.
– Как прикажете, как прикажете, – без возражений ответил врач. – Но сначала я вынужден поставить в известность свое начальство, дабы вместо меня нашли замену…
– Ставьте, – буркнул Мухин и вышел из операционной.
– Позвольте, – с усмешкой произнес врач, подойдя ко мне. Я ногой загораживал ему путь.
– Пожалуйста, – вежливо ответил я и, когда эскулап поравнялся со мной, врезал ему кулаком под ребра.
– И за это тоже ответите, – сиплым голосом прошептал врач, складываясь пополам.
Глава 41
КОГДА НАСТУПИЛО УТРО
Я слышал, как в прихожей ходит Родион, звенит ключами, запирая дверь своих апартаментов, как хлопнула входная дверь и зашуршала галька под его ногами. Мне надо было поговорить с ним, расспросить о вчерашних выстрелах, но открыть глаза не было никаких сил. Сон затягивал в свою сладостную пучину, и, не желая его вспугнуть, я неподвижно лежал поверх покрывала перед открытым настежь окном, и комната была наполнена солнечным светом, щебетом птиц и терпким весенним запахом влажной земли.
Я лежал в куртке и джинсах, но чувствовал, как елозит по спине край шторы, танцующей на сквозняке. Этот мир, мягко вытесняя собой сон, казался светлым и добрым, но я знал, что это впечатление обманчиво, и пытался снова погрузиться в глубину сна, но меня, как ныряльщика, выталкивало на поверхность, к солнечным бликам на стенах, к шторе, плывущей в свежем воздушном потоке…
Все же я встал с дивана и сразу выпачкал свою облачковую душу гадкой мыслью: «Филя на свободе, и доказательств его вины по-прежнему нет».
Одно радовало: его блестящий и продуманный в деталях план рухнул. Филя напуган и встревожен, наследство князя выскользнуло из его рук. Сегодня, когда Родион раскроется перед всеми, кассир получит еще один, не менее чувствительный удар. Он будет с треском изгнан из усадьбы и отдалится от наследства на космическое расстояние. Затихнет, ляжет на дно, будет размахивать своим носом за кассовой стойкой, выдавая пенсии, и в бредовых мечтах видеть себя хозяином усадьбы. Участь не слишком привлекательная, и все же меня не устраивало такое положение дел. Я жаждал мести. Я хотел видеть Филю за решеткой, полоскающим ложку в алюминиевой тарелке с тюремной баландой, и желание это было настолько велико, что отсутствие улик против него не казалось мне чем-то существенным.
Чтобы подпитаться энергией столь прекрасного и чистого утра, я надел спортивный костюм, повесил на шею полотенце и побежал к пруду. Там при помощи большой коряги я отогнал от берега последнюю льдину, больше напоминающую кусок полиэтиленовой пленки, плавающей на поверхности, и несколько раз окунулся с головой в черную ледяную воду.
Эта процедура вызвала ассоциативные воспоминания о том, как мы купались с Татьяной в реке, и сердце мое сжалось от тоски и нежной грусти.
Князь болел. После того, что ему пришлось пережить, стало серьезно пошаливать сердце. Татьяна вызвала «Скорую», и двое врачей уже больше часа уговаривали князя поехать в больницу, но Орлов даже слушать об этом не хотел.
– Сядь, – сказал он мне, когда врачи вышли из спальни, и указал на кресло, стоящее рядом с его кроватью. – Увидишь Родиона, напомни ему, что в двенадцать приедет следователь… как его?.. Мухин! И чтобы к этому часу в каминном зале собралась вся наша свора. Извинитесь перед ними за жестокую шутку, объясните, что первого апреля шутить не возбраняется. А потом укажете всем на дверь… Ну, мы говорили, исключая кого.
Князь лежал на высоких подушках в белой хлопчатой рубахе.
– А с Филиппом что делать будем, Святослав Николаевич? Судить надо негодяя.
– Я знаю, что надо, – ответил князь и нахмурился. – Я сделал, как ты меня научил, и поймал его на счетах. Лишние деньги он из меня вытягивал, засранец.
– Прекрасно! – воскликнул я, вскакивая с кресла. – Мошенничество в своем классическом виде! Очень популярная статья Уголовного кодекса! Дайте мне все счета и квитанции, я сам составлю заявление, а вы его подпишете!
Но князь отрицательно покачал головой.
– Нет, братец, не выйдет. Как я его прищучил, он повалился на колени, стал мне ноги целовать, в три ручья плакать, клукать, прощение вымаливать, и мое сердце дрогнуло. Всыпал я ему торбачем по ребрам дюжину раз и отпустил.
– Что ж вы сделали, Святослав Николаевич? – упавшим голосом произнес я. – Он же не только вас обворовал, он же Родиона дважды пытался убить!
– Ну, ты про это… – сердито оборвал меня князь. – Не доказано – значит, нечего языком трепать.
– Вы же сами говорили, – пробормотал я, – что к людям надо относиться либо ласково, либо жестоко…
– То-то, что говорил! – ответил князь и, помолчав, добавил: – Злости мне не хватает, братец. Разжалобить меня легко. Посмотрел я на мокрые глазки этого счетовода и подумал: а ведь тоже от получки до получки кое-как перебивается. Ни семьи у него нет, ни кола, ни двора, полжизни прожил, а все медяки в кишени перебирает. Оттого и воровать начал… Но увольняю я его безоговорочно! – тверже добавил князь, стараясь этим фактом компенсировать свой поступок. – Тут можешь не сомневаться.
– Вы, – тихо произнес я, не в силах совладать с нахлынувшими на меня чувствами, – вы удивительно благородный и великодушный человек, вы…
– Полно! Полно! – махнул на меня князь слабой рукой. – Приструни свой фонтан. Лучше скажи: где этот ваш Столешко? Пора уж ему объявиться.
