Я пригубил и поставил бокал. Взял бокал из ее рук и тоже поставил.
– Помнишь, вчера утром ты велела мне перестать пялиться на твои ноги?
– Кажется, я припоминаю.
– Попробуй останови меня сейчас.
Я обнял ее, и она упала в мои объятия без единого слова. Я подхватил ее и понес и каким-то образом нашел спальню. Я опустил ее на постель. Задрал ей юбку и увидел белые бедра и ее длинные прекрасные, обтянутые нейлоном ноги.
Внезапно она прижала мою голову к своей груди.
– Зверюга! Хоть бы свет погасил.
Я подошел к дверям и выключил свет в комнате. Из коридора проникал свет лампы. Когда я повернулся, она стояла у постели обнаженная, как Афродита, прямиком из Эгейского моря. Она стояла гордо, не стыдясь, но и не завлекая.
– Черт, – сказал я, – когда я был молод, можно было спокойно раздеть женщину. В наши дни ты борешься с запонками, а она уже в постели.
– Что ж, борись со своими проклятыми запонками.
Она откинула покрывало и легла на постель, беззастенчиво обнаженная.
Передо мной была просто красивая голая женщина, совершенно не стыдившаяся своего тела.
– Доволен моими ногами? – спросила она. Я не ответил.
– Вчера утром, – произнесла она как в полудреме, – я сказала, что у тебя есть один плюс. Ты не лапаешь меня. И один минус. Знаешь, какой?
– Нет.
– Ты не уложил меня в постель прямо тогда.
– Твои манеры не располагали к этому.
– Ты ведь считаешься детективом. Сейчас, пожалуйста, выключи везде свет.
Затем очень скоро она заговорила в темноте – «милый, милый, милый» – тем самым голосом, которым женщины говорят только в особые моменты. Затем наступили покой и тишина.
– Все еще доволен моими ногами? – спросила она сквозь дрему.
– О таких ногах никогда не скажешь «довольно». Ими невозможно пресытиться, сколько бы раз ни наслаждаться тобой.
– Ах, мерзавец. Настоящий мерзавец. Иди ко мне. Она положила голову мне на плечо. Мы ощутили редкую близость.
– Я не люблю тебя, – сказала она.
– Конечно. Но не надо цинизма. Это восхитительные мгновения – хотя всего лишь мгновения.
Я ощутил ее теплое, плотно прижавшееся тело. Оно кипело жизненной силой. Она с силой притянула меня к себе.
И снова в темноте этот приглушенный крик, и затем вновь тихое спокойствие.
– Я тебя ненавижу, – сказала она, прижимаясь губами к моим губам. – Не за это, но потому, что такое совершенство никогда не приходит дважды. С нами оно наступило слишком быстро. Я больше никогда тебя не увижу и не хочу видеть. Это должно быть навсегда или один-единственный раз.
– А ты еще играла в авантюристку, которая прошла огонь, воду и медные трубы.
– И ты тоже играл. Но мы оба ошиблись. Но это бесполезно. Целуй меня крепче.
Внезапно она молча выскользнула из постели.
Вскоре вспыхнул свет в коридоре, и она возникла в дверном проеме, уже в халате.
– Прощай, – сказала она спокойно. – Я вызову для тебя такси. Подожди перед домом. Больше ты меня не увидишь.
– Что насчет Амни?
– Бедный закомплексованный неудачник. Ему нужно ощущение власти. Я ему даю это. Тело женщины не столь свято, чтоб его нельзя было использовать, в особенности если любовь не удалась.
Она исчезла. Я встал, оделся, прислушался, прежде чем выйти. Я ничего не услышал. Окликнул ее, но ответа не было. Когда я вышел на улицу, к дому подъехало такси. Я оглянулся. Дом был погружен во мрак.
Там никто не жил. Это был просто сон. Только кто-то вызвал такси. Я сел в машину и покатил домой.
Глава 13
Я выехал из Лос-Анджелеса по скоростному шоссе, огибающему Оушнсайд стороной. У меня было время собраться с мыслями.
Меж Сан-Онофре и Оушнсайдом лежало восемнадцать миль разделенного на шесть полос скоростного шоссе, обочины которого были усеяны остовами разбитых автомобилей, ржавевших до поры, пока их не отбуксируют на лом. Я задумался, почему я, собственно, еду обратно в Эсмеральду. Дело это пошло вкривь и вкось, и вообще это было не мое дело.
Обычно частному детективу достается клиент, который хочет за небольшой гонорар получить максимум информации. Ты получаешь информацию или нет, в зависимости от обстоятельств. То же самое и с гонораром. Но иногда ты получаешь информацию и слишком много лишнего, включая рассказ о покойнике на балконе, которого там не оказывается. Здравый смысл говорит: иди домой и забудь об этом – толку не будет. Здравый смысл обычно вмешивается слишком поздно. Здравый смысл – это парень, который говорит тебе, что ты должен был сменить тормозные колодки на прошлой неделе, до вчерашней аварии. Здравый смысл – это полузащитник в понедельник утром, который привел бы к победе в воскресенье, если бы он был в составе сборной. Но он никогда не бывает в ее составе, а стоит на трибуне с поллитрой в кармане. Здравый смысл – это маленький человек в сером костюме, который никогда не сбивается со счета. Но он обычно считает чужие деньги.
На повороте я нырнул в каньон и оказался у «Ранчо Дескансадо». Джек и Люсиль были на своих обычных местах. Я опустил чемодан и навалился на конторку.
– Денег, что я оставил, хватило?
– Да, спасибо, – сказал Джек. – Вы, наверно, хотите снова тот же номер.
– Если можно.
– Почему вы не сказали нам, что вы детектив?
– Ну что за странный вопрос, – ухмыльнулся я. – Разве детектив говорит, что он детектив? Вы же телевизор смотрите, а?
– Когда доводится. Нечасто.
– По телевизору всегда можно узнать детектива. Он никогда не снимает шляпы. Что вы знаете о Ларри Митчелле?
– Ничего, – сказал Джек формально. – Он друг Брандона. Мистер Брандон – хозяин этого отеля. Люсиль сказала лучезарно:
– Вы тогда нашли Джо Хармса?
– Да, спасибо.
– И вы...
– Ara.
– Ты болтаешь лишнее, – сказал Джек лаконично. Он подмигнул и швырнул мне ключ. – У Люсиль скучная жизнь, мистер Марлоу. Она застряла здесь со мною и коммутатором. И махоньким и крохотным бриллиантом на перстне – таким крохотным, что мне было стыдно дарить его. Но что человек может поделать?
Если он любит девушку, он хочет, чтобы это было видно на ее пальчике.
Люсиль протянула левую руку и повернула ее так, что маленький алмаз блеснул.
– Я его ненавижу, – сказала она. – Я ненавижу его, как я ненавижу свет солнца, и лето, и ясные звезды, и полную луну. Вот как я его ненавижу.
