Если в частной адвокатской конторе он отсчитывал купюры, то в случае с высокопоставленным прокурорским работником Дюку было достаточно всего лишь зайти в кабинет и напомнить о себе. Дюк всегда считал, что знание — это страшная сила. Особенно знание тех вещей, которые кто-то, в данном случае прокурорский работник, предпочёл бы забыть навсегда.
Дюк изложил своё предложение и встретил полное понимание и поддержку. Однако этой поддержки и этого понимания было мало, потому что решение об аресте Беловых принималось на более высоком уровне.
Дюк попросил назвать фамилии людей, которые могли бы принять нужное решение. Ему назвали три фамилии. Дюк вспомнил, что две из трех попадались ему в оперативной справке — не бог весть что, но достаточно для эффективного разговора по душам.
Два разговора по душам заняли у Дюка сорок пять минут чистого времени. Никто особо не возражал против прекращения беловского дела, потому что не имел в этом деле личного интереса, однако все нехотя называли фактор, который никак не мог быть урегулирован силами прокуратуры или Управления внутренних дел. Этот фактор назывался «вдова Фоменко».
Наконец, под занавес долгого дня, забитого переговорами как бочка сельдью, около шести вечера, Дюк прошёл в большой кабинет городского прокурора, чья фамилия была третьей среди трех названных и на которого у Дюка почему-то ничего не было. Позже до него дошло почему — это был новый прокурор, только что переведённый с повышением из Астрахани. Астраханские досье Дюк посмотреть не догадался, а память у него была небезразмерная.
Прокурор уже имел представление, с кем имеет дело. То есть он не знал, кто именно перед ним сидит, но знал, что сидящий представляет нечто весьма значительное. Типа управляемого тайфуна. Прокурор не хотел навлекать на себя стихийное бедствие и был вежлив.
— Как там Москва, стоит? — улыбнулся прокурор. Дюка несколько удивила такая постановка вопроса, но потом он решил, что в этой игривой фразе скрывается подсознательное желание провинциальной России, чтобы Москва наконец провалилась куда-нибудь к чёртовой матери.
— По моим сведениям, ещё стоит, — ответил Дюк и хотел перейти к делу, но прокурора не оставляла надежда всё же выяснить, кто именно стоит за московским гостем.
— Как там Борис Григорьевич поживает? — спросил прокурор и получил в ответ кислую мину Дюка. — А-а-а… А Николай Сергеевич? — Дюк нетерпеливо заёрзал в кресле. — Александр Магниевич?..
Последнее имя, очевидно, было пределом фантазии прокурора, оставалось только имя человека на портрете, висевшем на стене за спиной прокурора, но называть его было бы излишним.
— Есть такое мнение, — сказал Дюк столь значительно, чтобы у прокурора исчезли сомнения о высоте, с которой исходит это мнение, — что дело Беловых нужно прикрыть. В нём нет никакого смысла. Ваши подчинённые, с которыми я переговорил, считают так же. Со стороны ГУВД возражений тоже не предвидится.
Прокурор кивнул и выразил полное согласие, но…
— Но мы не можем сначала громогласно обвинять людей, а потом просто выпускать их на свободу, как будто ничего не случилось. Нужно соблюсти процедуру…
Дюк изложил своё предчувствие о ходатайстве известного городского адвоката на изменение меры пресечения. Женщины окажутся на свободе, тем временем в материалах дела обнаружатся мелкие проколы, дело отправят на доследование… И оно затеряется где-то в пыльных архивах.
— Это всё замечательно, — сказал прокурор. — Но есть же ещё…
— Да ну её к чёрту, — в сердцах бросил Дюк. Его уже изрядно утомили постоянные упоминания вдовы Фоменко как непреодолимого препятствия. — Кто здесь командует правосудием — вы или она?
Прокурор знал правильный ответ на этот вопрос, но…
— Безусловно, женщина она не совсем здоровая… Не совсем адекватная…
— Да она просто свихнулась.
— Примерно это я и имел в виду. Но, с другой стороны…
— С другой стороны, она просто стерва.
— …эта история получила слишком широкую огласку. Вы в Москве, наверное, не знаете, но местные газеты много писали о трагической истории полковника Фоменко, о его загадочном исчезновении, о несчастной семье полковника, о ненайденных убийцах… За делом Беловых внимательно следят, и, как только там произойдут какие-то подвижки, всё будет в газетах… Будут вопросы — если не Беловы замешаны в убийстве, то кто? Нам не нужны такие вопросы. Нам нужно все сделать как можно тише, и я не знаю, как это сделать. Потому что вдова немедленно поставит всех на уши. Она весьма убедительно рыдает перед телекамерами.
— Очень трогательно, — сказал Дюк. — Вы пытаетесь меня убедить, что не сможете заткнуть местную прессу парой телефонных звонков?
Прокурор пробурчал что-то не совсем разборчивое.
— Это значит — могу, но не по такому же незначительному поводу? — предположил Дюк.
Прокурор улыбнулся честной и располагающей к себе улыбкой.
— Так, — сказал Дюк после минутного размышления. — Кажется, я понял. Проблема во вдове и местной прессе, которая любит расписывать её страдания. Представим, что у вдовы появилась иная причина для страданий…
— Как вы себе это представляете? — заинтересовался прокурор. — Я бы только не хотел шума…
— Я все делаю по возможности тихо, — заверил его Дюк.
5
Они ехали невыносимо долго. «Бухгалтер» всё же не соврал, и они явно выбрались из города — остановок перед светофорами случалось все меньше, всё больше становилась скорость машины, которая вырвалась из городского столпотворения.
Чтобы пассажирам с завязанными глазами было не так скучно, «бухгалтер» вставил диск в плеер, и в салоне заиграла странная музыка — Бондарев даже не сразу сообразил, что это такое. Что-то было знакомое в этой песне, и в то же время Бондарев готов был поклясться, что слышит её впервые. Затем он сообразил — кукольные азиатские голоса под аккомпанемент писклявых инструментов старательно перепевали российские поп-хиты.
— Говорят, что это смешно, — сказал «бухгалтер».
— Ну, что-то в этом есть, — вежливо ответил Бондарев.
— Некоторые даже смеются.
— Ну… — Бондарев не знал, что ему следует сказать по этому поводу. — Японские штучки.
— Китайские, — поправил «бухгалтер».
— Я не различаю азиатские языки.
— Это же очень просто. Хотя, наверное, надо прожить некоторое время в тамошних местах, чтобы всё стало так просто.
— Вы жили в Китае?
— Довольно долго. У меня там были дела.
— В Пекине? Или Гонконге?
— В одной свободной экономической зоне, — уклончиво ответил «бухгалтер».
— Вернулись, потому что надоело?
— Нет, не надоело. Просто меня пригласили сюда как ценного специалиста. Когда закончится контракт, то, возможно, вернусь в Китай.
