Мезенцев усмехнулся. Надо же, какие умные мысли приходят в голову, когда сидишь себе спокойно в кустах после сытного, хотя и не очень вкусного обеда. Когда никто не стоит за спиной. Тут все выглядит иначе. И он, Мезенцев, выглядит полным идиотом.
Потому что теперь для серьезных ребят вариант с деньгами отпал целиком и полностью. Теперь им остается только убить его. Мезенцев сам их загнал в этот угол.
И самое смешное, что он не жалел об этом.
2
Он не жалел, он даже тихонько рассмеялся. Потому что теперь его ежегодная забава приобретала невиданную прежде остроту. Мимоходом, сам того не осознавая, Мезенцев многократно усложнил себе задачу, но многократно и увеличил поступления адреналина в кровь.
«Вот вам разница между работой и хобби, — посмеивался он, продираясь по кустам в сторону дома Люсинэ. — Разница между профессиональным спортом и любительским. Они этим занимаются серьезно, постоянно, за деньги. У них бизнес, у них план, они от любых сбоев звереют. А я это делаю раз в год, потому что душа просит. Я от этого удовольствие получаю. Мне, может, чем хуже, тем лучше. И на деньги плевать. Я свободный человек...»
Мезенцев представил себе, как Инга и ее серьезные друзья озабоченно спорят, ругаются, пытаются найти выход из положения, звонят своим хозяевам и сообщают о проблемах, хозяева тоже начинают дергаться...
Ему стало смешно. Он сам, конечно, тоже по-своему псих, но уж эти ребята... Скажем, Инга, она ведь уже лет пятнадцать этим занимается. Это ж свихнуться можно. И наверняка удовольствия никакого не получает. По лицу видно — никакого удовольствия. Это у нее просто работа такая. Убивать людей двенадцать месяцев в году. Мезенцев поежился — это уже перебор. Все чувства атрофируются.
Вот он — другое дело. Захотел — взял путевку, не захотел — не взял. Захотел — сделал дело, захотел...
Стоп. Об этом он как-то не думал раньше. Взял путевку, не взял путевку — это одно, это понятно, это твой личный выбор. А вот если взял и не сделал дело, тогда что? Просто должен вернуть аванс или?..
Мезенцев перестал смеяться. Больше сложностей и больше адреналина — это хорошо, но... Если сложностей будет столько, что он не сможет доделать дело? Он не хотел бы доводить до такого, но все-таки...
Черт, вот ведь как все запуталось. А все потому, что когда-то Мезенцеву врезалась в память светловолосая снайперша.
Все-таки правду говорят, что все зло — от баб.
3
До дома Люсинэ он так и не дошел. По пути Мезенцев остановился, сдернул с ветки несколько черешен, снова сел на землю, укрытый со всех сторон зеленью, и хорошенько подумал, неторопливо поглощая ягоды.
Где-то позади него были горы, где-то впереди — море, где-то вверху, едва прикрытое кронами деревьев, солнце. Короче говоря, все было на своих местах. Где-то далеко был Ростов, а там его, Мезенцева, ресторан «Русский трактир», которому местные забегаловки и в подметки не годились. Взять хотя бы сегодняшнее мясо...
Черт с ним, с мясом. Мезенцеву надо было разобраться, чего он хочет. То ли затеять грандиозную игру с Ингой и серьезными ребятами, закрутить рисковую карусель на полную катушку, так взбодриться... Так взбодриться, что и подохнуть можно с передоза.
То ли забыть про Ингу как про не очень удачную шутку, просто сделать свое дело, выполнить программу путевки и спокойно вернуться домой, получив свою необходимую дозу адреналина, ультрафиолета и чего-то там еще очень полезного, чего ему хватит на целый год.
Почему-то он в этот момент подумал о Генерале, который сейчас сидит себе в кресле на изумрудной лужайке и щиплет за задницы медсестер. Генерал бы сейчас принял верное решение. Он всегда принимал верные решения, потому и уцелел после всех своих грандиозных игр. А в чем же состояли его верные решения? Пожалуй, в том, что он умел вовремя остановиться и положить предел игре.
Генерал помнил, что, кроме игры, есть еще и жизнь, которая остается жизнью, даже если в ней нет каждодневной опьяняющей остроты ощущений.
Пожалуй.
Мезенцев встал и двинулся в обратном направлении. Через несколько минут он выбрался на шоссе и остановил попутную машину.
До окончания срока путевки ему оставалось два дня.
Глава 11
Следы
1
На следующее утро Алексей отправился в другое справочное бюро и повторил свой запрос, расширив рамки возможного года рождения. Получилась прибавка не в три-четыре, как надеялся Бондарев, а всего в две фамилии. Алексей вышел с распечаткой на улицу, из-за угла вышел Бондарев, посмотрел на фамилии и сделал отметки в своем списке из 14 уроженок Волчанска. Получалось, что сейчас в городе проживали всего четверо из них, и Бондарев решительно направился в ЗАГС, готовясь снова улыбаться и подмигивать. На этот раз его интересовала разница между числом 14 и цифрой 4. Его интересовали мертвые.
У Алексея появилось два новых адреса для посещения. Одна из двух Великановых сидела дома с грудным ребенком и разговаривала с Алексеем через неснятую дверную цепочку, то и дело отбегая в глубь квартиры с паническим шепотом: «Кажется, проснулся!» В ее жизни никаких совпадений с историей Малика не обнаружилось. Другая Великанова работала продавщицей в торговой палатке, и Алексею пришлось дожидаться обеденного перерыва, чтобы получить уже привычный итог: в девяносто втором году с ней и ее родными не случалось ничего подобного.
На этом список был исчерпан, а значит, рабочая программа на день тоже закончилась. Зато начался дождь, и Белов поспешно шмыгнул в супермаркет, который навел его на мысли об обеде. Когда и с обедом было покончено, Алексей решил просто прогуляться по городу, пусть и под накрапывающим дождем, который, казалось, уже не имея сил на настоящий ливень, продолжался исключительно из вредности.
Волчанск показался ему каким-то неровным городом — и не только из-за рельефа. Улицы действительно шли либо вверх, либо вниз, и почти никогда по горизонтальной прямой. От этого Алексей то и дело натыкался на стекающий по улице сверху вниз поток дождевой воды, несущей листья, обломки веток и прочий мусор. Другая неровность заключалась в том, что в городе, казалось, нет отдельно современного обустроенного района и района старых ветхих домов, они шли слоями, будто торт, где слой взбитых сливок чередуется со слоем опилок. Только что Алексей шел мимо бизнес-центра из зеленого стекла и новеньких домов с мансардами, пластиковыми окнами и спутниковыми антеннами, как вдруг все это благополучие резко обрывалось, и начинался квартал одноэтажных деревянных домов, построенных, вероятно, при царе Горохе. Потом, как мираж в пустыне, возникали монолитные многоэтажки, окруженные яркими вывесками магазинов и иномарками на парковках, а следом за ними, словно гнилой зуб за дорогим протезом, вылезали хрущевки и свалка ржавого железа.
Может, свалка была не самым лучшим местом для раздумий, но назло себе Алексей стоял под мелким дождем и ждал, пока эти ритмично бьющие в затылок капли заставят его мозги встрепенуться. Он должен был что-то придумать. Что-то такое, от чего Бондарев перестанет бросать на него скептические взгляды и уважительно покачает головой. И скажет: «Ладно». От Дюка Алексей пару раз удостоился таких знаков, от Бондарева — нет.
