Леван купил рыжего за пятьсот долларов в Ярославле. Бог знает, каким ветром занесло туда и рыжего, и Левана. Именно что — бог знает. Леван видел в этом несомненный знак свыше, этакий подарок, компенсацию за многолетние взносы бородатым попам, которые любили поговорить о тщете всего сущего, но после вечерни предпочитали ехать домой на «Ауди».
В этом старом, словно срисованном с пожелтевшей дореволюционной открытки, городе Леван, как водится, решал какие-то проблемы, то ли свои, то ли чужие. Вечером он сидел в кабаке, кривя губы от местного убожества и нежно вспоминая о московском блеске, которого не вытравить никаким дефолтом. Рядом сидел мрачный Пушок — личный охранник Левана. Шрам на лбу у него уже имелся. Пушок не отличался веселым нравом, но в тот вечер он был каким-то уж особенно хмурым.
— Я, Леван, сегодня двести баксов просадил, — наконец объяснил Пушок причину своего траура. — Причем чисто по дурости. И не пойму как.
— Расскажи, — сказал Леван, подвигая Пушку стакан.
3
Вышло так. Днем, пока Леван вел утомительные переговоры, в которых ему была нужна не охрана, а куча ушлых юристов, Пушок с приятелями шатался по городу и у вокзала наткнулся на развеселого наперсточника, который чистил наивных граждан так, что только пыль столбом стояла.
Пушку пришла в голову замечательная идея. По молодости он и сам баловался этими играми, так что приемчики знал. А за спиной у него ухмылялась пара друзей-мордоворотов, так что хозяин точки и слова бы поперек не смог сказать. Поначалу все шло примерно так, как и хотел Пушок. Наперсточник беспрерывно острил, пальцы его летали над доской, а какая-то накрашенная дура старательно отвлекала внимание Пушка, пока он не взял ее за плечо и не сжал от души. Девка завопила и отскочила в сторону, наперсточник на миг напрягся, но пережил инцидент и продолжил работу. Пушок отгадал четыре раза из шести, чем вполне утешил свое самолюбие; да и в проигрыше не остался.
— Эх вы, лохи, — бросил напоследок победоносный Пушок. — Да я в эти игрушки игрался, когда вы еще пешком под стол ходили...
— Специалист, значит? — хихикнул наперсточник, не утративший хорошего настроения.
— А то, — гордо сказал Пушок. — Гляди...
Он взялся за пластиковые колпачки и лихо исполнил отвлекающий маневр, прижав шарик указательным пальцем.
— Ну, где? — спросил Пушок, похохатывая.
— Что, просто так? Давай хоть по полтиннику поставим, — предложил наперсточник.
Они поставили по полтиннику, и Пушок выиграл.
— Еще? — спросил Пушок, радуясь общению с доверчивыми провинциалами.
— Еще, — кивнул наперсточник. — Ставлю сотню. Только я отойду на минутку... Рыжий! Иди сюда! Вот он с тобой поиграет, — сказал наперсточник и пропал.
Пушок посмотрел перед собой и негромко ругнулся.
— Издевается, что ли? — с тоской сказал Пушок. Так все хорошо начиналось, а тут... — Ну как я с ним играть буду?
Перед Пушком стоял рыжий парень с незрячими неподвижными зрачками. Он неуверенно улыбался обветренными губами и чуть покачивал головой, словно многократно здоровался.
— Поиграй с инвалидом, поиграй, — снова возник хозяин точки. — Не обижай калеку.
— Мля... — Пушок с неохотой помельтешил колпачками. — Ну и что? Где?
Рыжий медленно ткнул пальцем.
— Везет тебе, — сказал Пушок и кинул слепому сотенную купюру, которая немедленно исчезла в руке хозяина точки. — Ну давай еще.
Через десять минут один из приятелей Пушка многозначительно покашлял у него за плечом.
— Погоди ты! — отмахнулся Пушок. — Я никак не пойму, как он это делает... Давай еще раз.
— Теперь по пятьсот, — уточнил хозяин.
— Ладно, ладно...
Рыжий медленно протянул палец. Пушок зло треснул кулаком в ладонь, кинул новенькую пятисотрублевую купюру и с недоверием уставился на свои пальцы, которые словно разучились выигрывать в этой нехитрой забаве.
— Еще? — спросил хозяин.
— Да... Ему просто везет, — пояснил Пушок приятелям. — Ну не может же ему все время везти!
Потом у Пушка кончились рубли, и он стал кидать на доску двадцатидолларовые купюры, при виде которых хозяин точки особенно широко улыбался.
Когда Пушок просадил две сотни баксов, не считая ранее проигранных рублей, друзья увели его. Пушок все оборачивался, смотрел на нелепую рыжеволосую фигуру и повторял, что это какой-то трюк, и он, Пушок, почти его понял, и если бы у него было еще немного времени...
— Слепой? — недоверчиво произнес Леван.
— Вот именно.
— Ну что же, бывает. Знаешь, слепые, они не видят, но остальные чувства у них обостряются...
— Да? Каким чувством можно почувствовать металлический шарик под колпачком, если ты его не видишь, не касаешься...
— Он его слышит.
— Там такой ор стоял, что ни хрена он не слышал! И никто ему не подсказывал, никто его не касался, я специально смотрел!
— Тебе что, жалко двести баксов?
— Нет. Мне интересно — как?!
Леван подумал и сказал:
— Мне — тоже.
Если бы Ярославль был хоть немного менее скучным городом, Леван и не подумал бы делать то, что он сделал на следующий день.
Веселый наперсточник мгновенно потерял и интерес к работе, и цвет лица, когда на площадь перед вокзалом вырулили три черных джипа.
— Я знал, что это плохо кончится, — буркнул он, отсчитывая деньги.
Пушок посмотрел на Левана, тот сделал повелительный жест рукой и прошел мимо расступившихся парней к наперсточнику. Тот так нервничал, что попытался вручить мятые сотни Левану.
— Убери этот мусор, — сказал Леван. — И позови сюда слепого.
Наперсточник посмотрел на пальцы Левана и сглотнул слюну. Он увидел тонкие умелые пальцы профессионала и увидел на этих пальцах то, что становится наградой удачливому профессионалу, — перстни ценой в полвокзала каждый.
— Рыжий, — тихо позвал наперсточник и добавил для Левана: — Только не стреляйте, когда много проиграете... Это не кидалово, это все по-честному.
От наглости этих слов Леван даже опешил.
— Это он, — мотнул головой наперсточник в сторону медленно идущего к лотку рыжего.
Полчаса спустя взмокший насквозь Леван подозвал хозяина точки, дал ему сотню с Беней Франклином и устало спросил:
— Ну и как это ты делаешь?
— Никак, — сказал хозяин, глядя на купюру. — Бля буду, никак. Это — он.
Леван поднял глаза на рыжего. Тот улыбался улыбкой городского дурачка. Который за полчаса выиграл у Левана двенадцать раз подряд.
