Однако она осталась, не убежала. А Настя не завалилась спать, как предполагала еще полчаса назад. Разговор у них вышел гладким и многословным, каждую словно прорвало после долгого словесного воздержания. Говорили обо всем и ни о чем, и если бы Настю утром под страхом смерти заставили писать отчет об этой беседе, она бы вряд ли что-то вспомнила, кроме того, что новую знакомую зовут Лена и что она ждет своего парня, который оставил ее в этой гостинице, а сам куда-то умотал по делам... Про себя Настя тоже рассказала немного — что уезжала из Волчанска на какое-то время, а сейчас вернулась... Вернулась... Просто чтобы посмотреть, что изменилось за время ее отсутствия.
Лена не стала требовать подробностей от нее, а Настя не полезла в ее историю. Куда приятнее было болтать о пустяках — о шмотках, о музыке, о телевидении, о парнях (лучше не о своих, а о тех, что были у подруг). Короче говоря, куда приятнее было болтать о тех несерьезных вещах, из которых обычно и складывается нормальная счастливая жизнь...
Утром, а точнее около двенадцати дня, Настя окончательно проснулась, сосредоточенно посмотрела в потолок и приготовилась сделать то неизбежное, ради чего она, собственно, и вернулась в город, ею не любимый и не любящий ее.
— Здравствуйте, — сказала она в телефонную трубку. — Скажите, а майор Афанасьев на работе?
— А кто спрашивает?
— Дочь, — произнесла она странное, давно не слышанное и не произносившееся слово.
— Дочь? — На другом конце провода, видимо, тоже слегка обалдели.
— Ну так он на работе? — повторила Настя.
— Нет, его нет... Он на больничном.
— Спасибо. — Она уронила трубку на рычаги. Первый шаг был сделан, но этого было мало. Требовался второй, третий, и сколько там их еще понадобится.
Настя медленно оделась, вышла из номера и спустилась в вестибюль, который высоким потолком и мраморным полом напомнил ей железнодорожный вокзал. Один из многих, где ей приходилось бывать за последние два года.
Она остановилась у лотка с газетами и журналами, стала разглядывать обложки — не потому, что собиралась что-то купить, а потому, что оттягивала момент выхода из гостиницы, момент следующего шага. Продавщица уже стала раздраженно покашливать, и тогда Настя оторвалась от лотка, как от буйка перед заплывом на глубину.
Боковым зрением Настя заметила на другом конце вестибюля Лену — та стояла спиной и разговаривала с каким-то мужчиной. Поначалу Настя решила, что это наконец приехал тот самый ее парень, но, приглядевшись, увидела, что мужчина значительно старше Лены, лет на двадцать, если не больше. Он был невысокого роста, весь какой-то помятый и невзрачный, то ли коротко стриженный, то ли облысевший... Иначе говоря, никакой.
Но при этом он держал Лену за руку чуть пониже локтя и что-то говорил, а Лена слушала и послушно кивала головой. Это было странно, но потом Настя подумала: что же здесь странного? Кто тебе сказал, что ее парень — ровесник? Умная девушка — а такой ей Лена и показалась — выберет лысого и старого, но зато с деньгами. Чтобы за ним как за каменной стеной...
И только такая дура, как Настя, выберет себе молодого, как Димка.
И мертвого, как Димка.
Выберет и не сможет от этого выбора избавиться даже два года спустя. Ну не дура ли?
Настя зло двинула плечом тяжелую дверь и вышла на улицу. Тусклое осеннее солнце как-то нехотя выглядывало из-за облаков, ветер гонял листву и трепал плащи прохожим.
Подходящая погода.
3
Прошло почти четыре недели после стрельбы в подмосковном пансионате — и это случилось. Маятник выматерился — но это был мат долгожданной радости.
— Они никуда не денутся? — уточнил он сразу же после трехэтажной тирады в адрес генеральской дочки и ее хахаля. — Они не сбегут, пока мы тут...
— Не сбегут, — сказал Бурый, которому Маятник поручил сыск ненавистной парочки. — Там наши люди наблюдают. Только...
— Что? — У Маятника мгновенно испортилось настроение. — Что — только? Что вы там опять напортачили?!
— Парня этого там нет.
— Как нет?
— А вот так. Только девка. Она уже почти месяц в этой гостинице живет, а парня нет.
— И не было?
— Черт его знает.
— Да не черт должен знать, а ты! Я деньги тебе плачу, а не черту! — заорал Маятник, но Бурый лишь пожал плечами. К внезапным приступам ярости у шефа все привыкли. После гибели Гриба этих приступов стало больше, и выглядели они еще неприятнее: вопли, брызги слюны, размахивание руками и обещание всех передушить, как котят... Маятник неотвратимо старел и еще более неотвратимо утрачивал контроль над событиями. В том числе над событиями своей собственной жизни. Бурый понимал, что с такими переменами тяжело мириться, но это все же были проблемы Маятника, а не его, Бурого, проблемы.
Он демонстративно достал носовой платок и вытер со щеки злую слюну Маятника.
— Я думаю, что она его там дожидается, — сказал Бурый. — Иначе какого хера она там уже месяц сидит? Чего дожидается?
— Тебя она там дожидается, — раздраженно буркнул Маятник. — Ляжет на кровать, снимет трусы и тебя дожидается. А ты все не идешь.
Бурый терпеливо ждал, когда Маятник успокоится и скажет что-нибудь по делу.
А Маятник зло смотрел на Бурого и ждал, пока сердце перестанет бешено прыгать в груди и перейдет на спокойный и безопасный ритм.
— Если она его ждет, — сказал он наконец, — то получается, что и нам надо ждать.
Бурый кивнул — соображения Маятника приятно удивляли своей разумностью.
— Пусть твои люди смотрят за ней. И как только этот гад засветится... — Маятник сделал резкое движение ладонью, будто прихлопнул какое-то надоедливое насекомое. — Вот так. И потом с чистой совестью поедем греться на песочке, купаться в океане...
Бурый кивнул. Он не хотел доводить Маятника до сердечного приступа и сообщать ему, что лично он, Бурый, ни на какой песочек с Маятником не поедет. Потому что ему сделали выгодное предложение здесь, в России. На песочек пусть пенсионеры отправляются. У кого ни сил, ни нервов не осталось. А Бурому есть еще где развернуться, есть еще где применить свои способности...
Вечером того же дня он применил свои способности на большой кровати в компании двух сестер-близняшек. Девчонки на самом деле откуда-то из Калмыкии, но косят под японок — кимоно, массаж и прочая фигня. Сегодня Бурый намерен был оторваться за все проведенные в пыли и грязи недели поиска. Близняшки уже размяли ему все до последней косточки, кимоно постепенно сползают с бедер. Бурый сгребает в руку по сестренке, мнет податливые тела и предвкушает, как сейчас эти умелые губы высосут его досуха...
Но тут в дверь позвонили, и Бурый скатился с кровати на пол, попутно выдергивая ствол из-под матраса. Близняшки поспешно укрылись в углу.
