– Она как-то объяснила вторую покупку?
– Сказала, что ей надо оттуда что-то вырезать.
– Спасибо, – сказал Гамильтон Бергер и с победным видом
повернулся к Перри Мейсону: – Теперь спрашивайте вы, господин адвокат.
– У меня нет вопросов, – ответил Мейсон.
– Вызывается Люсиль Рэнкин, – объявил Гамильтон Бергер.
Люсиль Рэнкин привели к присяге.
– Видели ли вы когда-нибудь обвиняемую? – спросил Бергер.
– Да.
– Где?
– В магазинчике, где я работаю.
– Когда?
– Во вторник, третьего числа.
– В какое время?
– Примерно без пятнадцати девять.
– У вас были какие-то контакты с обвиняемой?
– Да.
– Какие именно?
– Я продала ей ножницы.
– Вы о чем-нибудь говорили?
– Она сказала, что ей нужны маленькие ножницы, которыми
удобно делать вырезки из газет. Левой рукой она прижимала к себе свернутые
газеты.
– Защита может задавать вопросы, – сказал Бергер.
– У меня нет вопросов, – вежливо ответил Мейсон.
– Обвинение закончило выступление, – с триумфом в голосе
объявил Гамильтон Бергер.
Мейсон встал и посмотрел на часы.
– Высокий суд, – начал он, – довольно необычно, что дело об
убийстве рассматривается столь поспешно. Защита несколько растеряна. Я бы
попросил отложить дело до двух часов, чтобы я мог посовещаться со своей
подзащитной.
Судья Сеймур покачал головой:
– Мы стараемся уложиться в расписание, мистер Мейсон.
Признаю, что для столь серьезного дела такая поспешность необычна, но у нас
есть еще целый час. Сейчас наступает время утреннего перерыва, и вместо обычных
десяти он будет длиться двадцать минут, чтобы вы успели посовещаться с
подзащитной. – Судья встал и сказал: – Суд объявляет перерыв на двадцать минут.
В это время господа присяжные заседатели не должны ни обсуждать данное дело, ни
позволять другим делать это в их присутствии, ни выражать какие-либо мнения.
Судья Сеймур встал и вышел из зала.
Когда публика покинула зал судебного заседания, Мейсон
повернулся к Дженис Вайнрайт и спросил шепотом:
– Ну, Дженис, что скажете?
– Мистер Мейсон, – ответила она, – они говорят об этом как о
чем-то ужасном, а это было просто обычное поручение мистера Тейлмана. Мистер
Тейлман попросил купить утренние газеты. Он сказал, что хочет вырезать оттуда
кое-что о земельных участках, и попросил принести ему ножницы. Мне пришлось
пойти купить их, потому что те, что были в конторе, я сломала за несколько дней
до этого.
– Что было дальше?
– Когда я вернулась, он попросил спуститься и купить еще две
газеты.
– Что стало с этими газетами?
– Не знаю. В корзину для бумаг он их не бросил, это точно.
Но обычно он и не бросал газеты в корзину, а складывал в шкаф. Когда набиралась
большая стопка, уборщица их выносила. Иногда мистер Тейлман искал в старой
газете какое-нибудь объявление о продаже недвижимости. Но, сделав вырезки,
обычно выбрасывал газету в корзину, а в этот раз не выбросил.
– Дженис, – сказал Мейсон, – вам придется давать показания.
Вы должны понять, что все косвенные улики против вас. Конечно, у вас есть
объяснения всему: Тейлман сказал это, Тейлман велел сделать то, я следовала
инструкциям мистера Тейлмана. Тейлман мертв. Вы понимаете, что сделает с вами
обвинение, когда вы начнете давать показания? Они станут утверждать, что вы
сфабриковали эту версию, потому что Тейлман мертв и не может вам возразить. Все
зависит от впечатления, которое вы произведете на присяжных. Вы не можете
позволить себе потерять выдержку, впасть в истерику. Вы должны мужественно
принимать все удары. Вы понимаете?
– Да.
– Вы сможете?
– Мистер Мейсон, я боюсь… боюсь, что не смогу.
– Я тоже этого боюсь, – мрачно произнес Мейсон. – Ну,
хорошо, Дженис, у вас еще есть пятнадцать минут, чтобы подумать и успокоиться.
До сих пор парадом командовал я. Теперь ваша очередь. Соберитесь с мыслями.
Мейсон отошел к Полу Дрейку и Делле Стрит.
– Да, Перри, дела, бывало, шли и лучше, – сказал Дрейк. –
Действительно, настоящая бомба.
– Она сказала, что покупала газеты для мистера Тейлмана, –
отозвался Мейсон.
– Это очень удобно, он же не может ей возразить, – сухо
ответил Дрейк. – Я думаю, что твоя клиентка лжет.
– Знаешь, Пол, за время своей адвокатской практики я усвоил
одну истину раз и навсегда: защитник может скептически относиться к словам
подзащитного только до тех пор, пока не начался суд. После этого – никаких
сомнений. Он должен встать перед присяжными и показать, что верит каждому слову
своего подзащитного.
– Я знаю, – сочувственно согласился Дрейк, – но это была
настоящая бомба.
– Давай проанализируем, – перебил его Перри. – Что может за
всем этим стоять?
– Это вполне может означать, – ответил Дрейк, – что твоя
клиентка спустилась вниз, купила газеты, вернулась и наклеила послание
А.Б.Видала на бумагу. Потом еще раз вышла на улицу, купила еще две газеты и
смастерила второе послание, которое отправила Тейлману на домашний адрес.
– Пусть так, но почему она это сделала?
– Чтобы быть уверенной, что он его получит.
– Тейлман был в конторе. Ей надо было всего-навсего положить
письмо со всей остальной почтой.
– Может, она хотела, чтобы об этом узнала его жена?
– С другой стороны, – размышлял Мейсон, – предположим, что
Тейлман намеревался исчезнуть и хотел прихватить с собой как можно больше
наличных. Он хотел оставить письмо с угрозами, чтобы о нем обязательно узнали.
Он надеялся, что Дженис Вайнрайт заглянет в корзину для мусора и найдет письмо,
но не был в этом уверен. Поэтому он кладет еще одно письмо во внутренний карман
пиджака, приходит домой и переодевается, зная, что жена имеет привычку рыться у
него в карманах.
– Знаешь, Перри, – сказал Дрейк, – твоя клиентка –
прелестная девушка. Если она сумеет хорошо подать свою версию, а ты убедишь
присяжных, голоса могут разделиться.
Мейсон неожиданно весь напрягся. Делла Стрит, хорошо знавшая
каждое его настроение, внимательно посмотрела на него:
– Что случилось, шеф?
– Все очень просто, а я чуть не проглядел! – щелкнул
пальцами Мейсон. – Если письмо было склеено из газетных вырезок, его смастерил
либо Тейлман, либо Дженис Вайнрайт. В любом случае оно не могло прийти по почте,
а значит, письмо от А.Б.Видала – я имею в виду конверт с адресом – просто
уловка.
