Я провел с ними еще минут двадцать, потом поднялся и прошел через коридор в справочный отдел, где старый Бифф читал газету. Он кивнул мне, и я спросил:
— Можно взглянуть на эти папки?
— Пожалуйста.
Я прошел вдоль стеллажей до секции “Р” и вытащил нужный ящик. Здесь была папка, посвященная Белару Рису, с тремя использованными в свое время фотографиями. Что касается самого Риса, то на одном фото на его лицо падала тень от полей шляпы, на другой он как будто невзначай прикрыл лицо рукой, на третьей был изображен в движении, так что узнать его было непросто. Те же, кто бы снят рядом с ним, виднелись вполне отчетливо, но я не знал никого из них. По-видимому, все они были важными персонами, судя по их одежде, чемоданчикам дипломатов в руках и по общему фону, на котором они были изображены. Я захлопнул папку и вернулся к столу, у которого уже стоял Гай, внимательно глядя в мою сторону.
— О'кей, Майк. Ты что-то нащупал? — сказал он.
— Белар Рис, — сказал я. — Но в папках нет ничего интересного.
— Почему именно он?
— Сам не знаю. Просто он единственный из всех, о ком писал Митч, насколько мне известно.
— Брось, Майк, ты что-то учуял. Признайся, что?
— Мне кажется, что этот парень не любит, когда его фотографируют.
— Но фотографироваться многим не нравится.
— Только не членам дипломатического корпуса. Они-то как раз стремятся к паблисити.
— Что тебе известно о Рисе, Майк?
— Только то, о чем писал Митч.
— Может, я что-нибудь к этому добавлю. У Риса довольно темное прошлое. Был замешан в спекуляции на черном рынке, имел дело с поставками оружия. Но мне известен еще кое-кто из политических деятелей, которые в этом смысле ничуть не лучше Риса. Как раз сейчас с ним обращаются крайне осторожно, ибо субъекты, подобные ему, в состоянии нарушить равновесие в ООН. И все-таки, признайся честно, ведь тебе известно еще кое-что насчет Риса? Не пытайся провести меня.
— Честное слово, не знаю больше ничего, приятель. Я просто действую наугад.
Бифф бросил на стол какую-то газету, прежде чем Гай успел мне возразить, и сказал:
— Вы об этом типе говорите?
На первой странице был портрет Белара Риса. Он разговаривал с двумя нашими и французскими дипломатами, представителями в ООН, во время перерыва в заседании. На лице его застыло угрожающее выражение, и палец его указывал на одного из них, причем у того был довольно растерянный вид. Заголовок гласил, что на снимке запечатлен момент продолжения дебатов по поводу ввода в ООН представительства Наку Эм Атара, который только что внес какую-то резолюцию, враждебную западным державам.
Гай сказал:
— Разве похоже на то, что этот парень не любит фотографироваться?
Мне пришлось сказать, что не очень. Бифф ухмыльнулся и сказал:
— Не валяйте дурака, Гай. Чарли Форбс сделал этот снимок скрытой камерой.
Я хлопнул Гая по плечу.
— Теперь понимаешь, что я имел в виду?
Он развернул газету.
— О'кей, Майк. Мы, пожалуй, попробуем разнюхать, в чем тут дело. Ну, а как насчет второго, то есть всего остального?
— У ребят в полиции длинные уши.
— Да, если дело касается тебя.
Я изложил ему всю историю поисков сестры Гарри, опустив только то, что Далси Макинесс предложила мне проверить картотеку Тедди Гейтса, где я и нашел другой адрес. Гай понимал, что я рассказываю далеко не все, но считал, что я действую в интересах клиента, так что на этом мы и покончили.
Когда я вышел на улицу, было довольно поздно, но для того, чем я думал заняться, ночь еще только начиналась.
* * *
Стадо девиц, которых эксплуатировал Лоренцо Джонс, было довольно пестрым. Работали они в основном в низкопробных отелях. Все имели мелкие приводы, после чего обычно меняли район своей деятельности, принимали новое имя и снова принимались за дело. Как и у большинства девушек, находившихся на задворках проституции, у них не было иного выбора. Джонс вел свои дела железной рукой, и девицы никогда не оспаривали его решений. В основном клиентами его девиц были моряки и пьяницы.
Первые три пташки, которых я навестил, ответили на мой вопрос, что не видели его. Они вели себя очень странно, как будто оказались в каком-то вакууме, и не знали, что им делать: отправляться на улицу или ждать появления Джонса, который все устроит. Две из них привели к себе старых клиентов по привычке, а одна подцепила сразу двоих.
По некоторым причинам все они жаждали появления Джонса как можно скорее, потому что боялись, что их надуют с деньгами. Джонс всегда забирал деньги вперед, а уж потом подсовывал клиенту товар, не беспокоясь, останется ли тот доволен. Они не умели договариваться с клиентами, так как слишком долго полагались на Джонса.
Четвертая девица была совершенно другого характера. Звали ее Роберта Слейд. Она была последним приобретением Джонса. Я нашел ее в заведении под названием “Пещера Билли”, где она потягивала мартини, внимательно изучая себя в зеркале напротив.
Когда я присел рядом, ее глаза встретились с моими в стекле высокого бокала, и она сказала голосом, чуть охрипшим от джина:
— Отвали-ка, парень.
Когда она обернулась ко мне, я понял, что когда-то она была хороша собой. Сейчас она была сильно накрашена, в глазах выражение усталости. Но волосы еще блестели по-прежнему, а рот хранил довольно решительное выражение.
— Я тебя знаю?
Я сделал жест, чтобы мне подали пиво, бросил на стойку деньги и ответил:
— Нет.
— Ну так вот, у меня сегодня выходной.
Она повернулась ко мне спиной и стала вертеть в пальцах стакан.
— Ну и чудесно, — сказал я.
Я отпил пиво и поставил стакан.
— Проваливай, — сказала она мягко.
Я вынул двадцать баксов и положил на стойку рядом с ней:
— Этого будет достаточно за недолгую беседу с вами?
Слабая усмешка тронула ее губы, и она взглянула на меня, высоко подняв брови.
— Вы не похожи на тех типчиков, мистер. Я уже сто раз рассказывала тем типам, которые этим занимаются, разные варианты своей истории, сдобренные деталями, так что я их издалека чувствую.
— Я вам хочу заплатить за рассказ совсем другого рода.
На ее лице отразился живой интерес:
— Вы что, коп? Черт возьми, вы очень похожи на копа, но в последнее время нельзя с уверенностью сказать, как они выглядят. В управлениях работают мальчики из колледжей, смахивающие на младенцев: очень часто те, которых принимают за школьных учителей, оказываются полицейскими. Ничего не поймешь.
