Да, в тот момент, когда я собрался включить зажигание, мне вдруг вспомнилось, как в Тонтоне подобрали мелкие кусочки от Касвелла, потому что он не проверил свой автомобиль. Немного смущенный, я вылез из машины и поднял капот. Какая удача!
Дорого же я заплатил бы за небрежность! Но удача была на моей стороне и своими красивыми золотыми пальцами взяла меня за шиворот, заставила следовать правилам хорошего тона.
Пакет оказался очень маленький, но достаточный, чтобы разнести автомобиль и его водителя в клочья в тот момент, когда повернется ключ зажигания. Кто-то спрятал несколько палочек динамита под коробкой трансмиссии, а это такое место, где при беглом осмотре вряд ли что можно заметить. Но я увидел нить соединения. Она привела меня к взрывчатке, которую я обезвредил, перерезав провод.
Провалились, подонки! Но хорошая работа. Этот парень еще более умный, чем я предполагал. Никто за мной не следил, так как применили другой способ, чтобы меня захватить. Через пять минут я нашел и его — крошечный радиопередатчик под бензобаком, издающий непрерывные сигналы. С таким устройством мой преследователь мог не торопиться: в то время как я считал себя в безопасности, он, ведомый своей мерзкой игрушкой, спокойно подошел к моей машине и установил взрывчатку.
Второй вопрос: почему? Двойная предосторожность? Если это было действительно сделано для того, чтобы ликвидировать Вестера, то слишком уж много риска для неопределенного результата. Но с другой стороны, враги наших друзей — наши враги. Кто-то, интересующийся Вестером, мешает им, вот они и решили уничтожить его, даже не интересуясь, кто он. Может быть... Остается узнать: кто же мишень номер один?
Я не смог удержаться от улыбки, подумав, что где-то кто-то, прижав к уху приемник, ждет, когда прекратятся эти «тик-так», что будет означать — взрыв произошел. Я дал передатчику возможность осторожно упасть на гравий, где он продолжил издавать свои сигналы, а сам уехал.
* * *
Доктор Георг Карлсон принял меня сразу.
Ему было около тридцати, высокий, тонкий мужчина, в белой классической блузе.
Он упал в свое кресло за письменным столом, обхватил ладонями усталое лицо и, как бы извиняясь, сказал:
— Длинная ночь... Два срочных вызова... Эти сумасшедшие за рулем! — Потом, нагнувшись вперед, глянул на меня: — Хорошо... Так о чем мы говорили?
— Доктор, чтобы не терять время зря, я опущу подробности, если вы не хотите их услышать. Я разыскиваю Луи Агрунски, который работал на национальную оборону.
— Я его знаю.
— Он исчез, и мы должны любой ценой его разыскать.
Врач поморщился:
— Он был одним из моих пациентов. Это все, что я могу сказать.
— Поговорим о нем как о пациенте. Прошу вас на минуту забыть о профессиональных секретах.
— Это невозможно, мистер Мэнн.
— Тогда попрошу вас позвонить вот по этому номеру. Там удостоверят мою личность, и вы поймете необходимость побеседовать со мной откровенно.
Я дал ему координаты Чарли Корбинета и подождал, пока он манипулировал, как Клод Вестер. Я наблюдал за ним, когда он вешал трубку. Доктор медленно наклонил голову.
— Хорошо. Валяйте!
— Сперва об аварии.
— Ничего серьезного, во всяком случае для большинства людей. У других пациентов выздоровление пошло бы гораздо быстрее, но не у Агрунски.
— Почему?
— Вы имеете представление о таком понятии, как сопротивляемость боли?
— Слишком хорошо.
— У него она была посредственной. Этот человек показал себя способным перенести самые большие моральные страдания... но... физическая боль делала его очень уязвимым.
— Его ранения были болезненными?
— Ни в коем случае. Мы с вами без труда перенесли бы их на ногах. Но он...
— Вы держали его так долго из-за этого?
— Из-за его ранения. Чтобы провести курс детоксикации. Чтобы нормально лечить его, мы практически должны были избавить его от физической боли. Для этого мы использовали морфий. Это случается очень редко, но оказалось, что Агрунски один из тех экземпляров, которые почти немедленно находят удовольствие в наркотиках.
«Так и есть! Вот ключ к головоломке! Все начинает прорисовываться!»
— Он был с вами откровенен?
— Никогда ничего не говорил о своей работе, если вы это имеете в виду. Ни единого слова о своей работе в Службе безопасности.
— Я спрашиваю не об этом.
Карлсон сделал рукой неопределенный жест:
— О! Время от времени Агрунски ударялся в ложный пафос. Я уже слышал много о таких и услышу еще... Посмотрите, сколько ученых стали заядлыми пацифистами после Хиросимы и Нагасаки. Нельзя участвовать в создании орудия уничтожения, не испытав рано или поздно комплекса вины.
— А Агрунски?
— Этот беспокоился о будущем планеты. Боялся, что в процессе поисков будет создан автоматический самоуничтожитель, чтобы дать стране возможность защищаться. Фантазии... Я пытался привести его в нормальное состояние, избавить от этой мысли. И кажется, мне это удалось.
— Нет, вам это не удалось, доктор!
Он сжал губы так, что его рот превратился в тонкую линию, а я продолжил:
— Агрунски готов взорвать планету.
Молчание длилось несколько секунд. Карлсон пристально посмотрел на меня, потом обронил:
— Негодяй!
— Вы знаете, что он способен это сделать?
Врач кивнул:
— Да, знаю. Он один из самых крупных электронщиков. Что же произошло?
— Не знаю... Но вы можете найти подходящее объяснение его поведению с начала болезни... История с морфием... это серьезно?
— Мы захватили привыкание к нему вовремя. Провели наблюдение, применили классическое лечение.
— И он ушел отсюда здоровым?
Карлсон облизал губы в поисках слов, потом ответил:
— Я в этом уверен.
— Но рецидив возможен?
— Это всегда остается возможным. Это как антиалкоголизм. Я никогда не думал...
— Это не ваша вина.
— Напротив, я должен был настаивать тогда на дополнительных исследованиях.
— Послушайте, доктор... Вы в вашем положении должны хорошо это знать... Наркотики здесь есть?
— Боже мой! Наркотики он найдет в любом городе мира!
— Но именно здесь?
— Я лечил много случаев.
— Пожилых, молодых?
— Нет, всегда взрослых, направленных по суду.
