Как и все подобные места, огромный чердак в доме Джилманов
был заполнен старыми коробками, чемоданами, развалившимися стульями, сломанной
мебелью. Чувствовался запах некрашеного дерева. Поднимаясь на чердак старого
дома, человек всегда ощущает особую атмосферу спокойствия и уединенности. На
нижних этажах бурлит жизнь, темп которой постоянно увеличивается с развитием
цивилизации, однако на чердаке, отделенном от остальной части дома и
заполненном предметами давно ушедших дней, все тихо, никто никуда не торопится,
пытаясь шагать в ногу с современностью. Время здесь, похоже, останавливается.
Атмосфера чердака успокоила Мьюриель. Она заглянула во все
уголки, чтобы удостовериться, что там никого нет. Спускаясь по лестнице, она
уже не рисовала в уме жуткие картины.
Внизу лестницы ее ждала сводная сестра, Гламис Барлоу,
кипевшая от негодования.
Гламис предпочитала спать в чуть ли не абсолютно прозрачных
одеждах, облегающих фигуру. Волосы цвета меда обрамляли горящие гневом голубые
глаза.
– Что ты там бродишь среди ночи? – проворчала Гламис.
– Прости, Гламис, – извинилась Мьюриель. – Я… я искала…
– Что? – потребовала ответа Гламис, когда Мьюриель
замолчала.
– Мне требовалось туда подняться. Я старалась двигаться
тихо.
– Мне показалось, что там бесится табун лошадей, – сказала
Гламис. – Ты ходила прямо над моей комнатой.
– Извини.
Внезапно Гламис рассмеялась.
– Прости, Мьюриель. Я ужасно ворчлива так рано утром. Кофе
готов?
Мьюриель кивнула.
– Я не чувствую себя человеком, пока не выпью кофе. Сейчас
спущусь и налью себе чашечку, а потом пойду дальше спать. Ты закончила свои
дела на чердаке?
– Да, – кивнула Мьюриель. – Не беспокойся, Гламис. Если
хочешь, я принесу тебе чашку сюда. Черный?
– Да.
– Прости, что я тебя разбудила, – еще раз извинилась
Мьюриель. – Я готовила завтрак папе.
– На чердаке? – рассмеялась Гламис.
Мьюриель похлопала ее по плечу.
– Возвращайся в постель, Гламис. Я сейчас принесу кофе. Я не
хотела будить тебя.
– Да все в порядке. Однако у нас ночует Хартли Эллиотт, а
ему нужно выспаться.
– Правда? – воскликнула Мьюриель.
– Да. Он в розовой комнате. Мы вернулись уже утром, да еще
посидели немного на крыльце. Когда Хартли стал заводить машину, оказалось, что
он забыл выключить зажигание и сел аккумулятор. Так что я предложила ему
остаться у нас ночевать.
– А твоя мать знает? – поинтересовалась Мьюриель.
– Конечно, нет, она спала. Ты что, предполагала, что я
разбужу мать, чтобы сообщить ей, что я пригласила кого-то у нас переночевать?
Мне двадцать лет, а если тебя беспокоят вопросы приличия… – Внезапно Гламис
замолчала, и в уголках ее рта появилась улыбка. – Я просто свинья по утрам, не
так ли? – усмехнулась она.
Мьюриель снова похлопала ее по плечу.
– Я принесу тебе кофе, Гламис. Иди в кровать, а то
замерзнешь, ты ведь практически голая.
– Да? – переспросила Гламис, проводя руками по прозрачной
одежде.
Она расхохоталась, а потом босыми ногами бесшумно пошла по
покрытому ковром коридору.
Мьюриель спустилась на первый этаж, уверенная, что по
какой-то причине ее отец мгновенно сорвался к себе в контору, не успев
попрощаться. Возможно, вспомнил что-то, что забыл сделать. Не исключено, что на
утро была назначена встреча, о которой он совершенно забыл.
Мьюриель пребывала в отличном расположении духа, наливая
Гламис кофе из электрокофеварки. Она положила на тарелку тонкий кусок
прожаренного хлеба. Гламис очень внимательно следила за фигурой и хотела иметь
ее именно таких объемов, чтобы быть наиболее обольстительной. Вечером она
иногда допускала несколько лишних калорий, однако ее завтрак всегда состоял
только из черного кофе и тонкой сухой гренки.
Гламис сидела в кровати, поджав колени.
– О, Мьюри! – воскликнула она. – Ты вспомнила даже о гренке!
Она с благодарностью посмотрела на сводную сестру.
– Проголодалась? – поинтересовалась Мьюриель.
– Ужасно, – призналась Гламис. – Я всегда просыпаюсь с
волчьим аппетитом. Если бы я только позволила себе расслабиться, я бы, кажется,
целую гору съела. – Она потянулась, затушила сигарету в пепельнице, протянула
руку за кофе, подняла глаза на Мьюриель и заметила: – Не представляю, как тебе
это удается.
– Что удается? – не поняла Мьюриель.
– Ты все делаешь, словно хорошо смазанная машина. Ты всегда
спокойна, у тебя все получается, из тебя ключом бьет энергия. Я не в состоянии
ногой пошевелить, пока не выпью кофе, а потом мне еще требуется где-то с
полчаса, чтобы прийти в себя.
Гламис отломила кусочек хлебца, положила в рот и запила
кофе.
Внезапно она отодвинула тарелку и чашку от кровати,
улыбнулась Мьюриель и опустила голову на подушку.
– Спасибо, дорогая, – поблагодарила она. – Я еще несколько
часиков поваляюсь.
Мьюриель, тихо закрыв за собой дверь, вышла из комнаты и
вернулась в столовую. Сегодня у повара был выходной, а горничная обычно
приходила позднее, чтобы вымыть посуду и убрать дом.
Мьюриель снова почувствовала себя неуютно, взглянув на
обеденный стол, яичницу с колбасой на тарелке и на газету на полу. То, что отец
ушел не попрощавшись, было ему не свойственно, потому что он всегда проявлял
внимание к людям, даже в мелочах, и он точно знал, что Мьюриель находится в
кухне…
И тут она заметила его портфель.
Отец ни при каких условиях не отправился бы к себе в контору
без портфеля. Девушке было точно известно, что в нем лежат бумаги, над которыми
отец трудился вчера вечером и сегодня первым делом собирался что-то по ним
диктовать своей секретарше. За завтраком он даже на минутку вынимал картонную
папку, в которой они хранились, чтобы уточнить какой-то вопрос, и сделал для
себя пометку.
Мьюриель пересекла комнату, взяла портфель в руки и открыла.
Договоры находились в папке.
Мьюриель вынула их, пролистала, а затем обратила внимание на
приписку, сделанную рукой отца, на картонной папке:
«В случае возникновения каких-либо проблем следует
немедленно связаться с Перри Мейсоном, адвокатом. Никому больше не звонить».
Под посланием, написанным чернилами, стояли инициалы отца
Мьюриель. Последняя буква оказалась слегка смазанной, словно папку быстро
закрыли и убрали назад в портфель, не дав чернилам высохнуть. Там также был
указан телефон, предположительно адвокатской конторы Перри Мейсона.
