Но как бы то ни было, Дог сильно изменился. Этот его чертов взгляд. Все видит, все замечает. И двигается как-то странно, всегда знает, кто у него сзади, кто сбоку, странным образом чувствует, кто где находится, и стоит кому-то двинуться с места, он уже в курсе и готов к атаке.
Два Дога? Три? И такое возможно. Он приходил сюда, и снова придет. Я всегда любил покопаться в темных углах и теперь обязательно докопаюсь до истины. Просто должен. Мне любопытно. И надеюсь, что мне понравится то, что я вытащу на свет.
Но боюсь, что все получится наоборот.
Глава 5
Я никогда не мог понять, почему людям так не нравится дождь. Если день хмурый, немного сырой, то все тут же начинают ворчать. Женщины закрываются в четырех стенах и принимаются терзать телефоны; их мужья словно приклеиваются к стойкам бара и зависают в пивных с обеда и до позднего вечера; те немногие, кто отважится выйти на улицу, готовы перегрызть друг другу горло из-за такси, а водители последних находят какое-то садистское удовольствие, наблюдая за этой грызней. Но черт подери, дождь — это здорово! Он очищает. Хороший ливень для Нью-Йорка — единственная возможность прополоскать рот, и наш город хохочет от счастья и бормочет от удовольствия, когда весь мусор смывает в канализацию.
На Парк-авеню я повернул к северу и прошел дюжину кварталов до старого Тритчетт-Билдинг, узнал у вахтера номер офиса Чета Линдена и поднялся на лифте на шестой этаж. Завидев посетителя, он обнажил в улыбке свои белые зубы, указал на кресло, закончил телефонный разговор и развернулся ко мне.
— Утрясаешь проблемы, Дог?
— Одни исчезают, другие появляются. Город и в самом деле сильно изменился.
— Не в лучшую сторону.
— Это точно, — согласился я с ним. — Когда приехал?
— Сегодня как раз неделя. Но уже до чертиков соскучился по Лондону. Ну как, получил свои десять кусков?
Я выудил из пачки последнюю сигарету и прикурил.
— К ним прилагаются кое-какие условия. И они касаются моего морального облика.
— И что, не удастся пройти тест? — Довольная улыбка озарила лицо моего собеседника.
— Вряд ли.
— Что за разговор для такого скорого на руку человека, как ты, — ухмыльнулся он. — Кроме того, я вообще не понимаю, на кой хрен они тебе сдались?
— Скажем так, это дело принципа.
— Ясно. Пускаешь псу под хвост наиважнейшую операцию в Европе, чтобы в игрушки поиграть. Не то чтобы мы были неблагодарными свиньями, дружище. Ты сослужил нам немалую службу, но я до сих пор не уверен, что нам понравится твое решение выйти из игры. Ты — железный кулак в нежной бархатной перчатке, способный контролировать всех и вся. И пока еще мы не нашли тебе достойную замену, хоть кого-то мало-мальски приближающегося к этому идеалу.
— А как же Пурселл?
— Слишком грубый, не умеет обходить углы. Может, через год и дозреет.
— Монтгомери?
— Рассчитываем на него. Если справится с новым заданием, то вполне может сгодиться. Кстати, мы нашли еще немного акций «Баррин индастриз» у малыша Вудринга, и он с радостью продал их нам по сходной цене. Это наш тебе подарок, и, насколько мне известно, они последние. Больше нигде ничего не всплывет. Знаешь некоего Кросса Макмиллана?
— Угу.
— Он тоже охотился за ними, но наша цена оказалась выше, и малыш сплавил бумаги нам прежде, чем Макмиллан успел понять, в чем дело. — Чет помолчал немного, а потом хмуро поглядел на меня. — За чем ты охотишься, Дог?
— Всего лишь за моими десятью кусками.
— Отчего-то у меня складывается такое впечатление, что тут пахнет большим весельем.
— Тогда не мешай мне веселиться, Чет.
— Ладно, хрен с тобой. Только не слишком шуми. Жалобы нам абсолютно ни к чему. На континенте все тихо-мирно, Джон Булль вернулся в большую политику, а ты теперь — просто легенда. Мафия провела в своих рядах чистку, несколько массовых захоронений — и теперь даже Интерпол от души наслаждается этим зрелищем, и им совершенно безразлично, как такое вообще могло произойти. Если бы они только знали!
— Но мы ведь не скажем, правда? — подмигнул ему я.
— Ясное дело, нет, мой чокнутый друг. Другая сторона слишком хорошо вооружена. — Чет наклонился вперед и навалился на стол. — Как ты думаешь, тебе потребуются прежние связи?
— Вряд ли, но на всякий случай не обрубай концы.
— Боюсь, веселье затянется.
— Не дрейфь, старина, просто я привык к ним и мне так легче. Кроме того, никогда не знаешь, что случится завтра.
— Да уж, — саркастически протянул он. — Так что же у нас там по плану?
Я бросил взгляд на часы и лениво развалился в кресле.
— Сегодня небольшой сабантуйчик. Видать, будет весело.
— Твой приятель Шей показывает тебе город?
— Ли считает, что мне следует влиться в струю.
— А тебе следует?
— Это тебе не старушка Европа, Чет. У них тут все задом наперед. А девки...
— Все девки одинаковы, Дог.
— Те, которых ты находишь, — да.
— Меня называют Счастливчик Линден. От моих малышек абсолютно никаких проблем. Все чистенькие, очень тихие и очень расчетливые. У тебя же всегда все кувырком. Никак не могу взять в толк, что эти шикарные телки в тебе находят? По-моему, они должны бежать без оглядки, как только завидят твою рожу.
— У меня есть класс.
— У тебя много чего есть, но, видно, это только дамочки способны унюхать.
Я осклабился и затушил окурок.
— Где бумага, которую надо было подписать?
Чет выдвинул ящик стола, вытащил оттуда три листочка с печатным текстом и толкнул их в мою сторону.
— Пустые линии, Дог. Три автографа — и ты свободен, словно птица в полете. Если и в самом деле решишь воспользоваться прежними связями, то делай это только в самом крайнем случае. С этого самого момента ты вне игры. Окончательно и бесповоротно. Мой офис закрывается сегодня, остальные уже сменили место дислокации. Все старые номера и явки аннулированы, и наши люди поставлены в известность, так что теперь ты не больше чем простой прохожий.
— Картина ясна, Чет. Я знаю правила.
— Может, ты все же упустил кое-что из виду, Дог?
— Что именно?
— Тебя хотели прихлопнуть. При голосовании перевесил всего один голос, и вот тебе просто дают пинка под зад.
— Твой голос, Чет?
— Мой, Дог.
— Почему? Не знал, что ты такой сентиментальный.
— Вовсе нет. Просто не хотелось видеть, как один за одним полягут наши лучшие кадры, прежде чем им удастся расправиться с тобой. Из двух зол выбирают меньшее.
