— В прошлый раз мне показалось, что тебе понравилось.
— О да! Тут ты права. Нервы, конечно, щекочет, но наслаждения — масса. Ты — прекрасная исполнительница. Если хочешь знать, никогда раньше у меня не было подобной ночи и последующего за ней дня. Но это твое отношение к делу сильно смахивает на многосерийный фильм. Не то чтобы я был не в состоянии оценить это. Все, о чем я могу думать, так это как было бы ужасно, если бы ты вдруг попала в аварию или что-то в этом духе. Все твои усилия по сохранению девственности пошли бы насмарку.
— Если не веришь, можешь испытать меня на детекторе лжи, — сказала девушка.
— Шарон, мне до чертиков хочется стать счастливцем. Как насчет сделки?
— Какого рода?
— Твоя невинность против моих пяти миллионов?
— Уолт, ты просто чудо и мужчина хоть куда, но я все же думаю, что мне стоит продержаться чуточку подольше.
— Старина С.С. выйдет из себя, стоит ему только услышать, что ты сорвала подобную сделку, ведь условие-то — тьфу!
Шарон улыбнулась Уолту, а потом захохотала во весь голос.
— Да он ни за какие коврижки не согласится поверить в такое! Ведь мне причитается пять процентов, и это только бонус.
Джентри пришлось выдавить из себя смешок.
— Знаешь, сладкая моя, я всегда получал то, что хотел. Стоило мне только бросить взгляд, и никто не мог устоять перед моими голубыми глазами. А если это каким-то чудом не срабатывало, в дело шли недорогие бриллианты. И только ты — исключение из правил. Ты просто невыносима, детка, но я готов на все, только бы снять тебя с крючка и дать тебе возможность беззаботно провести пару-другую месяцев, не оглядываясь на работу. Так что можешь сказать своему С.С. Кейблу, что дело в шляпе. Если хочешь, можешь даже сказать, что ты отдала мне самое драгоценное, что у тебя есть, а то подорвешь мою репутацию.
— Какие условия?
— Шарон... я слишком ленив, чтобы бороться за это. Или против этого. — Уолт бросил взгляд через комнату, туда, где, вальяжно привалившись к проему французского окна, поглядывая в туманную ночь, стоял Догерон Келли, абсолютно не обращая внимания на то, как Мона Мерриман трется о его плечо.
— Берегись его, Шарон, — сказал он.
— Почему, Уолт?
Джентри отхлебнул из стакана и лениво откинул крышку золотого портсигара.
— Он напоминает мне название одной книги. Не саму книгу, а ее заглавие.
— Да?
— "Зов естества", — ответил он.
* * *
Она почувствовала, как все ее тело охватывает огнем, а ведь между ними была целая комната, полная народу. И только когда Шарон опустила взгляд, она увидела, что нервно крутит кольцо... на среднем пальце левой руки... куда его надевают при помолвке. Колечко было медное, со вставкой из обыкновенного бутылочного стекла, и каждый вечер ей приходилось отмывать палец от зеленого следа. Окружающие посмеивались над Шарон, пока та не объяснила, что это амулет, которому она обязана своей невероятной удачей, и от нее отстали. Все знали, что она далеко не сентиментальна и не суеверна. Кто-то назвал этот перстень кольцом девственности: его камень незрелый, зеленый, а когда он переменит свой цвет, то и хозяйка дозреет. Однако Шарон тоже не страдала отсутствием остроумия и умела своим ответом заткнуть рот любому. Слишком долго она вращалась среди подобных типов, чтобы позволить дать себя в обиду. Ее язычок был острее, чем алмаз, и всегда имелась большая опасность порезаться до крови. Больше никто не смел подшучивать над ее колечком.
Мона Мерриман потащила его наружу. Дождь кончился, и окна домов на противоположной стороне улицы, едва видные сквозь туманную поволоку, превратились в мерцающие оранжевые овалы. Шарон поднялась и направилась в сторону Рауля Фучиа.
— Мне надо выпить, — протянула она ему пустой стакан.
Глава 7
— Грубая ты женщина, Мона Мерриман, — сказал я ей. — Почему бы тебе не добыть себе какую-нибудь знаменитость?
— Я уже всех перебрала, дорогой мой. И ты кажешься мне самым лучшим.
— Если закрыть глаза на то, что я — никто и звать меня — никак.
— Не совсем так, Догерон. Я уже успела перекинуться парой словечек с твоим другом Ли Шеем. Он, знаешь ли, никогда не скрывает от меня ничего. То, что ты наследник «Баррин индастриз», делает тебя крайне интересным субъектом.
— Наследник-то я наследник, Мона, но вовсе не престолонаследник. Я же говорил тебе, что ваш покорный слуга — позор семьи. Незаконнорожденный ублюдок.
— И это тоже новость, — сладко улыбнулась она. — В конце концов, я всего лишь ведущая колонки светских сплетен.
Я провел пальцем по овалу ее лица и ущипнул Мону за подбородок.
— Малышка, ты же не хочешь, чтобы я съел тебя заживо, не так ли?
— Весьма заманчивое предложение.
— Я вовсе не это имел в виду.
— А разве может быть иначе? — начала она подтрунивать надо мной.
— Предположим, я расскажу всем и всякому, сколько тебе на самом деле лет.
— Это невозможно! — продолжала веселиться Мона.
— Спорим? — спросил я ее.
Мона забеспокоилась, улыбочка начала потихоньку сползать с ее личика, завяла и исчезла вовсе.
— Дай мне телефон и час времени, и я буду готов назвать дату, время и место твоего рождения, — заверил я ее.
Она склонила голову набок и искоса взглянула на меня, не совсем уверенная в том, как следует вести себя со мной.
— Я тебе не верю, — вымолвила она в конце концов.
— Мона, погляди мне в глаза.
— Я вижу.
— Теперь ты знаешь. Эти игры известны мне лучше, чем всем твоим знакомым, вместе взятым, и я отменный игрок. Стоит тебе ущипнуть меня, и я откушу тебе голову.
— Да ты и впрямь ублюдок!
— Окружающие не перестают твердить мне об этом.
— А ты и вправду рассказал бы всем, сколько мне лет... если бы сумел разнюхать?
— Только попробуй уколоть меня, и узнаешь, малышка.
— Ты такой интересный, Дог. И сколько же мне, по-твоему?
— Навскидку?
— Конечно.
Я снова провел пальцами по ее лицу и обнаружил маленькие шрамики.
— Двадцать один, — усмехнулся я.
— У тебя еще одна попытка, но на этот раз давай по-настоящему.
— Шестьдесят два, — произнес я.
— Ты добавил мне целый год, грязный ублюдок. И если ты расскажешь хоть кому-нибудь, я задушу тебя.
— Если меня будут спрашивать, скажу, что тебе нет и тридцати.
— Вот черт! А ты мне по сердцу, чокнутый придурок. Теперь я собираюсь выведать все твои секреты, и на этот раз пожалеть придется тебе!
