Догерон Келли, малыш, которого они никогда не принимали в расчет. Он никогда не забивал себе голову всякой чепухой, таким и остался. Любой другой посчитал бы его просто большим ребенком, который немало помотался по свету, много повидал и делал только то, что было душе угодно, малый, который был никем и становиться кем-либо не хотел.
Но меня не проведешь. За спиной слишком много судов. До сыта нагляделся на клиентов за решеткой и видел, как скрипят колесики в их прогнивших мозгах. Всех их можно разделить на миллионы разных пород, но если разобраться, то на самом деле есть только две — те, кто остаются по эту сторону решетки, и те, кто попадают за нее. Догерон Келли хорошо маскируется. Это волк в овечьей шкуре, подкрадывается незаметно, но где бы он ни был, этот малый в любой обстановке чувствует себя легко и непринужденно.
Интересно, сколько трупов на его счету? Тех, за которые он не получал медали. Однажды Интерпол известил меня о том, что они ищут человека, похожего по описанию на Дога. Человека, сорвавшего погрузку украденного нацистского золота, которое должно было отправиться в Москву. Фотография оказалась несколько расплывчатой, Москва отрицала саму возможность подобного инцидента, и если верить дальнейшему расследованию, то человек этот то ли погиб, то ли пропал без вести. Я до сих пор храню это фото. Я сто тысяч раз вынимал снимок и вглядывался в него, но ясности так и не прибавилось. Вроде мужчина похож на Догерона Келли, а вроде и нет. А может, это вообще неизвестно кто.
Так кто же ты на самом деле, Дог? Мне знаком этот взгляд. В нем светится сила и еще что-то, чего я никак не могу уловить. Что-то, что не принадлежит нашему миру.
Я поглядел на календарь и подумал, сколько времени осталось до взрыва.
Ты бомба, Дог, чертова ходячая бомба, но ты мне нравишься. Ты привнес волнение в жизнь старика.
Глава 3
ЛИ ШЕЙ... РАЗМЫШЛЕНИЯ
О господи, пришла беда — отворяй ворота. Если уж я попадаю в переделку, так обязательно в самую дрянную. Неприятности подают мне в рождественской коробке, завернутой в листовки «Разыскивается ФБР», и воняет от нее порохом и паленой резиной. Я прямо-таки слышу шепот зевак в зале суда, стук молотка судьи и клацанье замков на железных решетках. Интересно, как чувствуешь себя в наручниках с заломанными за спину руками? Я знал только одного парня, который побывал в обезьяннике, и он говорил, что еда там — дрянь, охранники — садисты, а публика — опасная.
И вот я сижу перед этим рваным потрепанным портфелем и словно последний идиот пересчитываю купюры. И я не огорчался бы так, если бы все они были новыми или, наоборот, старыми, но они идут вперемежку, и к тому времени, как счет дошел до двух миллионов, я весь вспотел, руки тряслись, а живот свело. Зеленые бумажки валялись вокруг как трава, постриженная безумным газонокосильщиком, а в портфеле оставалась еще хренова туча.
Откуда все это?
Как он ухитрился протащить это через таможню?
Чье это?
Долбанутый Дог, даже глазом не моргнув, оставил все это здесь, а у меня один-единственный замок в дверях и даже пушки нету. Я озирался вокруг, с ужасом думая, куда же можно запихать все это дерьмо, но в новомодных апартаментах ничего не спрячешь: ни потайных панелей, ни пустого места в шкафу. Даже лишнюю коробку из-под обуви не сунешь.
Черт побери, Дог, мы же приятели! Ты не раз спасал мою задницу, и я обязан тебе, но чем, дружище, и сколько? В войну мы были моча и уксус, но уксус из меня давно весь вышел, одна моча осталась, а если поглядеть на то, как я трясся над твоими бабосами, то и ее немного.
Когда-то ты был неплохим парнем. Никаких проблем не создавал. Наоборот, всегда делал другим одолжение, не прочь был лишний раз слетать в Лондон, если какой-нибудь твой приятель просил об этом; бросался на помощь новичкам и ценой собственной жизни сбивал у них с хвоста «джерри»
[2]
, заботился о дамочках, брошенных нерадивыми кавалерами. Старик, ты был бескорыстным малым, настоящим альтруистом. Не знаю уж, что там такое произошло и почему, но ты изменился. Ты не вернулся домой после того, как все закончилось... нет, ты выбрал другое, уволился и на долгие годы пропал из виду, скрылся на задворках мира, и никто ничего не знал о тебе, так пара открыток из занюханных городишек типа Будапешта. Эрни Киррелу показалось, что он видел тебя в Марселе, но Эрни не очень уверен.
А потом в памяти неожиданно всплыла вчерашняя программа новостей, репортаж о том, что идет передел рынка в сфере производства и распространения наркотиков. В Турции отзываются лицензии на разведение маковых плантаций, Франция рьяно взялась за производителей дури, в Штатах активно борются с торговцами. Меня аж в пот бросило! Теперь стало понятным происхождение всех этих открыток. Да и денег тоже. Дог, несомненно, был замешан в этом деле и решил слинять до того, как ему оторвали задницу. Черт подери, Дог, ты что, совсем спятил? Ты удрал, прихватив с собой чьи-то бабки, а они ведь не агнцы небесные, и даже ребята из полиции покажутся по сравнению с ними пушистыми зайками. Они выследят тебя, отрежут яйца и заставят держать их в руках до тех пор, пока ты не истечешь кровью.
А как же я? Ты обо мне подумал? Я ведь теперь тоже замешан в этом. Не могу же я сдать это барахло... И нет ни одного шанса избавиться от него не оставив за собой следа. Не стоит даже думать об этом. Все, что им надо, — это найти деньги или просто портфель, и они устроят мне то же самое: буду стоять и держать в руках свои яйца. И выхода никакого нет, вообще никакого.
Но попытаться все же стоит. Я уже почти сделал это в первый раз. Я собрал разбросанные по полу бумажки, все до одной, запихнул их снова в портфель, захлопнул крышку и застегнул ремни.
Осталось без приключений добраться до мусоросжигателя.
Когда я повернул ключ в двери апартаментов Ли, я был зол, угрюм, с меня текло в три ручья, и мечтал я только о прохладном душе. Он стоял посреди комнаты, трясущимися руками натягивая на себя брюки, белый как полотно, а глазки лихорадочно бегали по сторонам. Сунув ноги в сандалии, он подхватил мой портфель и, не замечая меня, бросился к выходу. Однако на самом пороге Ли столкнулся с моим тяжелым взглядом и чуть не потерял сознание.
— Куда направляешься? — Наверное, не стоило мне так резко наезжать на него и показывать свой оскал. Чего спрашивать, когда только слепоглухонемой идиот не понял бы, куда он идет. Его лицо — словно открытая книга: читай — не хочу. Парень был напуган чуть не до полусмерти, но передо мной стоял все тот же старина Ли, а он всегда пытался разложить по полочкам все, что попадало в поле его зрения.
— Не останавливай меня, Дог.
Я пожал плечами, отступил в сторону и вытащил из пачки сигарету.
— Кожа слишком прочная. Да к тому же представь себе, вдруг какие-нибудь купюры не успеют сгореть, вылетят с дымом в трубу и закружатся над мостовой?
При мысли об этом Ли впал в настоящий ступор, и пальцы его разжались. Портфель выпал на пол, немного покачался и завалился на бок.
