Лишь в начале сентября я смог урвать время для посещения школы единоборств под началом Роберта Корса. Рембрандт в тот день отлучился куда-то по своим делам. Это было в порядке вещей, нередко мастер пропадал по полдня, и даже Корнелия понятия не имела, где он. Однажды в разговоре со мной она высказала догадку, что отец, мол, ходит на могилу Титуса скорбеть в одиночестве.
В тот сентябрьский вторник Рембрандт ушел из дома, едва миновал полдень. Благоволившая ко мне Корнелия великодушно даровала мне свободу на оставшиеся часы дня. Погода уже мало напоминала августовскую, попахивало осенью, но, несмотря на затянутое тучами небо, дождя все же не было. Я предпринял долгую прогулку в направлении Принсенграхт, настроение мое оставалось хорошим, невзирая даже на злое напоминание: по пути мой взгляд ненароком упал на расположенные в отдалении красильни. Школа единоборств занимала довольно большую постройку, из чего я заключил, что дела господина Роберта Корса идут как нельзя лучше.
Привратник отвел меня в просторный зал для занятий, где стоял резкий запах пота и щелока для мытья полов. На матах под надзором наставников упражнялись две группы борцов. Сам Роберт Корс стоял, прислонившись могучей спиной к стене зала и поглядывая на своих питомцев. Как я понял, одна группа состояла сплошь из новичков. Я определил это по характерной для начинающих неповоротливости. Наставник без устали заставлял их отрабатывать один и тот же прием. Зато вторая группа выглядела куда сноровистее, борцы молниеносно делали захваты, я даже не успевал следить за их действиями. Зрелище увлекло меня, и в голову пришла мысль, что в свое время в этом же зале вот также упражнялся и Оссель Юкен.
Из раздумий меня вывел Роберт Корс. Подойдя, он вопросительно взглянул на меня:
— Чем могу служить, сударь? Решили освоить искусство единоборств?
— Пока что, вот, хочу немного понаблюдать, если позволите. Вы ведь сами зазвали меня сюда, господин Корс.
— Я? — Корс вперил в меня испытующий взгляд, но явно не мог вспомнить, кто я такой.
— Вспоминайте — тихий переулок у канала Розенграхт, — решил я прийти к нему на помощь. — Субботний вечер в августе. Вы тогда спасли меня от трех громил. Если б не вы, они бы меня точно отправили к праотцам.
Лицо Корса осветилось улыбкой.
— Ах вот оно что! Так это вы?
— Да, это я, — улыбнулся я в ответ и назвал ему свое имя. — Вы еще тогда очень спешили на свидание с какой-то красавицей, и я даже толком не успел вас поблагодарить. Вот, как видите, не забыл.
— А борьба вас не интересует, так? — напрямик спросил Корс.
— Не знаю, смогу ли все это освоить. Я всего лишь бедный художник.
Понимающе кивнув, Корс процитировал детский стишок:
— «Понедельник, вторник иль среда — мой карман пуст всегда!» Нет, скажите прямо, вы на самом деле без гроша в кармане?
— Ну, это слишком сильно сказано, сударь. Однако и богачом назвать себя даже при большом желании не могу. Поэтому и вынужден отказаться от ваших услуг, как наставника, господин Коре. Но поговорить с вами мне было бы очень интересно.
— Вот как? И о чем же вы хотите со мной говорить?
— Об одном из моих друзей. Об Осселе Юкене.
— Об Осселе? — Лицо Корса непроизвольно дрогнуло. — Так вы дружны с Осселем Юкеном? Где он сейчас? И как у него дела?
— Никак, к сожалению. Он мертв.
Корс был ошеломлен тем, что я сообщил ему. В общих чертах я передал ему историю Осселя.
— Так это, выходит, его казнили тогда у ратуши за зверское убийство сожительницы? — недоверчиво протянул Роберт Корс. — Вот это да! Нет-нет, конечно, я знал об этом, весь Амстердам тогда пересказывал эту историю. Но имя виновного ускользнуло от меня. Я ни сном ни духом не подозревал, что им может быть Оссель Юкен. Знай я об этом, может быть, и…
— Что стало бы, если бы знали? — сгорая от любопытства, спросил я.
Он сделал неопределенный жест:
— Ах, так, ничего особенного. Сами посудите — что я мог бы для него сделать? Несчастный старина Оссель! Столько лет. — Хозяин школы единоборств помрачнел. — Жизнь меняет людей и их отношения, и — Бог тому свидетель — отнюдь не всегда к лучшему. Разве не так?
— Вряд ли могу с вами поспорить, — помедлив, ответил я. Я все еще не понимал, к чему клонит Роберт Корс.
— Нет-нет, тут уж я прав окончательно, поверьте. Но мне не хотелось бы говорить об этом здесь. Давайте-ка лучше пройдем ко мне в контору.
Крикнув обоим наставникам, чтобы те продолжали без него, он провел меня в светлое помещение с двумя окнами. На стенах были развешаны гравюры с изображением борцов в различных позициях.
— Тут представлены всевозможные приемы борьбы, я заказал эти рисунки для наглядности. Хочу создать книгу об искусстве борьбы. Но мне эти гравюры не нравятся. Уж очень примитивно на них все показано. — Корс призадумался на мгновение. — Вы упомянули, что вы художник, господин Зюйтхоф. Может, найдете способ урвать для меня время и изготовить парочку гравюр на эту же тему? Думаю, у вас получится ничуть не хуже.
— Надо подумать, — уклонился я от конкретного ответа.
Откуда ему знать, что гравер вовсе не одно и то же, что художник. Видимо, придется обращаться за объяснениями к Рембрандту в надежде, что он поможет мне исполнить заказ Корса. Пока я размышлял, взгляд мой упал на написанную маслом картину, висевшую на противоположной окнам стене. Портрет женщины. Я знал ее!
— Что это с вами? Голова закружилась? — обеспокоенно спросил Роберт Коре.
С трудом сохраняя невозмутимость, я показал на картину.
— Я знаю эту женщину!
— Вы никак не можете знать ее — она умерла шестнадцать лет назад. А вы тогда были еще ребенком.
— Умерла… шестнадцать лет… — выдавил я. Я был поражен. — А что с ней произошло? Отчего она умерла?
— Ее легкие сожрала чума.
— Кем она была?
— Это Катрин, дочь Николауса Петтера. Именно по ее милости добрые друзья стали непримиримыми врагами или хотя бы теми, кто избегает встреч друг с другом. — Корс горько усмехнулся. — Со времен Евы женщины только и делают, что сеют раздор среди мужчин. И все же куда нам без них? Мы не понимаем их, но они нужны нам как воздух. Вот в чем состоит извечная их загадка.
— Вы имеете в виду Осселя и себя, как я понимаю? Не расскажете мне эту историю?
— Расскажу, никуда не денусь. Но вы уж сядьте и выпейте со мной кружечку отличного дельфтского пива.
Он наполнил две кружки из оловянного кувшина, и мы опустились на стулья с высокими спинками. Роберт Корс поведал мне историю двух молодых борцов, оттачивавших свое искусство в школе мастера Николауса Петтера. Оба проявили себя весьма способными учениками и вскоре уже сами натаскивали начинающих.
— Вероятно, кое-кто уже видел в нас преемников Петтера, — добавил Коре. — Потому что мы оба втрескались по уши в молоденькую красавицу Катрин, наперебой предлагая ей свое сердце, как никто в Амстердаме.
