Минуту или две спустя старик поднялся и повернулся к нам. В глазах его блестели слезы. Взор мастера выражал бесконечную усталость. И еще теперь в нем было осознание происходящего. Это был взгляд совершенно нормального человека, не умалишенного.
— Что же я наделал? — Вопрос был обращен, казалось, в никуда. — Что я навлек на людей? На что обрекал их? — срывающимся от волнения голосом вопросил мастер.
— На погибель, — отчаянно стараясь, чтобы в голосе моем не было ноток укора, ответил я. — И чем скорее мы теперь схватим Фредрика де Гааля и Антона ван Зельдена, тем раньше избавим тысячи людей от верной беды.
Я имел в виду смертоносную лазурь, запасами которой до сих пор располагали остававшиеся на свободе жерардисты.
— Что только заставило меня пойти на это? — продолжал Рембрандт свой монолог. — Я так любил моего Титуса, так любил его, что готов был поверить, что он все-таки жив.
Катон, тем временем осматривавший помещение, извлек из одного шкафчика непонятную вещицу.
— Вы видите это, господин ван Рейн? — Инспектор поднял вверх нечто, напоминавшее кусок мягкой, светлой кожи. Стоило Катону чуть растянуть его, как он принял очертания лица Титуса ван Рейна, на котором вместо глаз зияли два отверстия.
— Что это? — ошеломленно спросил Рембрандт.
Инспектор подал находку мастеру.
— Маска, в деталях повторяющая лицо вашего покойного сына. Точная копия его. Ван Зельден дурачил вас, господин ван Рейн. Вот поэтому вам позволяли видеться с сыном только в полумраке. Чтобы вы не заметили обмана. И поэтому он говорил с вами шепотом, разыгрывая тяжелобольного. Это и довершило дело — вы поверили. Да как не поверить? Вот для чего ему и понадобился написанный вами портрет вашего сына, который висит у него в гостиной, как рассказывал Зюйтхоф.
— Но для чего он заспиртовал его тело? — едва справляясь с охватившим меня волнением, спросил я. — Ему ведь вполне хватило бы слепка с лица покойного.
— Кто знает, возможно, он замышлял кое-что пострашнее, на что способен лишь больной разум мизантропа. Может, собирался каким-то образом оживить его, вернее, заставить двигаться, как безжизненного зомби. Видя все это, я прихожу к выводу, что ван Зельден — гений в своем роде, но направивший гениальность во зло людям.
Рембрандт с отвращением отшвырнул маску и повернулся ко мне:
— Зюйтхоф, я должен попросить у вас прощения за все. И попросить вас об одном одолжении.
— Я слушаю вас.
— Прошу вас, позаботьтесь о том, чтобы тело несчастного Титуса было согласно обычаю предано земле. — Старика сотрясали рыдания, но он смог пересилить себя. — И отыщите Корнелию! — заплетающимся языком проговорил он.
Катон и я в последний момент сумели подхватить мастера. Рембрандт был без чувств. Мы перенесли его на кресло. Кампен бросился за врачом.
Глава 29
Буря над Амстердамом
Пока врач, живший по соседству, оказывал помощь Рембрандту, мы с Катоном и Кампеном подвергли дом ван Зельдена тщательному осмотру. Необходимо было отыскать еще одно убежище жерардистов, место, где были сосредоточены запасы синей краски. Увы, поиски наши так ни к чему и не привели.
— Для чего заговорщики захватили дочь Рембрандта? — не мог понять Кампен, когда мы обыскали последний из шкафов в кабинете доктора.
— Сначала для того, чтобы оказывать давление на ее отца, — ответил Катон. — Откуда им знать, сколько еще он верил бы в сказочку с ожившим Титусом. А после того как мы взяли штурмом их подземный оплот, тут уже им времени на размышления не оставалось. Мы не дали им похитить самого Рембрандта, а вот Корнелию они захватили и где-то прячут.
— Они вполне могли бы отпустить девушку, — предположил Кампен.
— Вряд ли они пойдут на подобный шаг, — не согласился Катон. — Корнелия рассказала бы об их последнем местопребывании. Может, они рассчитывают вновь захватить Рембрандта. К тому же… — Катон осекся.
— Что вы хотели сказать, инспектор?
Откашлявшись, Катон продолжал:
— К тому же они могут использовать Корнелию в качестве заложницы на тот случай, если мы нападем на их след.
После того как доктор привел Рембрандта в чувство, мы отвезли мастера домой на Розенграхт. Кампен также отправился с нами. Катон придерживался мнения, что ван Зельден уже не появится в своем доме на Кловенирсбургвааль, посему отпадала необходимость в постоянном наблюдении за этим местом. Кампену было велено смотреть за домом Рембрандта на случай, если жерардисты попытаются снова связаться с ним.
— Что будем делать? — спросил я Катона, после того как мы отвели старика в спальню и оставили там на попечение Ребекки Виллемс. — Как нам быть дальше? Как разузнать, где скрываются заговорщики?
— После взятия их подземного оплота, вы уж простите мне такое сравнение, у нас в руках три десятка заговорщиков. Все они арестованы. Их сейчас допрашивают Деккерт и еще несколько моих помощников. Вполне возможно, что вскоре они разговорят их.
— Вот в этом я вовсе не уверен. Жерардисты — члены сообщества, связанного круговой порукой. Если хотите, присягой на верность. Так что вряд ли кто-нибудь из них столь легко пойдет на предательство интересов своей организации. Скажите, а за домом Фредрика де Гааля тоже наблюдают?
— Первым делом я распорядился именно об этом, как только узнал от вас, что он один из предводителей, или, кто знает, может, и сам предводитель заговорщиков. Кроме дома, мы взяли под наблюдение и стоящие на якоре в амстердамском порту суда де Гааля.
— Это правильно, — согласился я. Подобное не приходило мне в голову. — Жерардисты могут не только удрать из Амстердама на корабле, но и прихватить с собой дьявольское оружие — лазурную краску — для переброски в другое место.
— В этом-то и состоит опасность.
Я недовольно покачал головой:
— Вот потому мне и не улыбается перспектива сидеть сложа руки, дожидаясь указаний. Которых вполне можно и не дождаться. Нам нельзя терять драгоценное время в бездействии!
— Что же вы предлагаете?
Внезапно меня озарило.
— Охтервельт! Он тоже арестован?
— Вы имеете в виду того книготорговца с Дамрака?
— Да-да, лавка его расположена как раз рядом с лавкой ван дер Мейлена.
— Кстати, мы ее обыскали, но пока что безрезультатно.
— Эммануэль Охтервельт издавал путевые заметки Фредрика де Гааля. До тех пор, пока я не повстречал книготорговца и его дочь на тайной мессе в катакомбах, я и не думал о существовании тайной связи между ним и жерардистами.
— Если жерардисты, как вы утверждаете, Зюйтхоф, на самом деле строго законспирированная организация, мы и от Охтервельта мало что сможем узнать. С другой стороны, мы обязаны проверить все версии. Что ж, на Дамрак!
