Конвойный ввел Храповицкого в кабинет генерала и вышел.
— Садитесь, Владимир Леонидович, — пригласил Лихачев. — Чаю хотите?
Храповицкий помотал головой и сел, избегая встречаться глазами. Лихачев исподтишка оглядывал его: Храповицкий выглядел похудевшим, потемневшим и постаревшим, — Лихачев почувствовал удовлетворение. Он тоже придавал этой встрече исключительное значение и тщательно готовился к ней. Оделся он с продуманной простотой и даже нарочно не побрился. Люди вроде Храповицкого в камере обычно переставали следить за собой, обрастали щетиной и понемногу опускались. Лихачев не желал подчеркивать разницу между собой и поверженным противником. Тут он, впрочем, не угадал: Храповицкий каждое утро упорно скреб щеки станком, несмотря на то что вода в умывальнике была ледяная.
— Курить будете? — спросил Лихачев, пододвигая ему пачку сигарет. Тон он выбрал не так чтобы дружелюбный, но не враждебный, скорее сочувственный.
— Бросил, — коротко ответил Храповицкий.
— Здесь бросили, в камере? — заинтересовался Лихачев.
— Какая разница, где бросать? — пожал плечами Храповицкий.
На самом деле разница была. Он бросил курить по той же причине, по которой не бросил бриться, — чтобы не распускаться.
— Не возражаете, если я закурю? — спросил Лихачев.
Демонстрируя подобную вежливость, генерал перегибал палку, и Храповицкий невольно усмехнулся.
— Да, как-то нехорошо у нас с вами получилось, — задумчиво проговорил Лихачев, выпуская дым.
Начало было довольно неожиданным. Храповицкий поднял глаза, и генерал ответил ему открытым взглядом.
— Нехорошо, — повторил Лихачев и пробил ногтями озабоченную дробь по подлокотнику кресла. Про себя он отметил, что глаза у Храповицкого воспаленные и больные — хороший знак.
— Сцепились как мальчишки, — удрученно продолжал Лихачев. — Накрутили друг друга. Вы меня заводите, я вас. Орем, пугаем! Вот и доорались.
Он замолчал и с досадой покачал головой.
— И ведь ладно вы, молодой, горячий, глупый, уж извините за прямоту. Но я-то, старый волк, как я в такую дурь ввязался?!
— Разве вы не этого хотели? — не выдержал Храповицкий.
— Чего, Владимир Леонидович?! — вскинулся Лихачев. — Чего я, по-вашему, хотел? Схватить вас среди бела дня и сюда запичужить? Да если б вы меня не довели до белого каления... Эх, черт! Зачем мне это? Какая от этого выгода?!
— А какой вы ждали выгоды?
Лихачев ответил не сразу. Вообще-то он еще в пятницу отдал категорический приказ снять с прослушивания свой кабинет, но работа в органах приучила его никому не доверять.
— Я, Владимир Леонидович, денег хотел, — доверительно сообщил Лихачев полушепотом. Слово «деньги» он произнес одними губами и потер пальцем о палец, будто считая банкноты.
Храповицкий опешил. Такого бесстыдства он не ожидал даже от Лихачева.
— Удивляетесь? — переспросил генерал и улыбнулся. — А чему собственно? Все этого хотят, и я хотел. Ну, еще этого... — Он легонько хлопнул себя по плечам, по-видимому, обозначая возможность появления на своих погонах еще одной звезды. — Обещали мне там наверху, что если все гладко пройдет, то в Питер назначат начальником налоговой полиции. Вот я и старался, из кожи лез. И что же? Ни Питера, ни денег.
На лице Храповицкого отразилось мстительное удовольствие, которое Лихачев заметил, но виду не подал. Кстати, насчет обещанного повышения он лгал.
— А разве Гозданкер вам не того?.. — спросил Храповицкий и тоже пошевелил пальцами, изображая подсчет купюр. — Я полагал, что вы с ним эти вопросы решили.
— Мы с ним... подобные вопросы действительно... обсуждали, — подтвердил Лихачев, тщательно выбирая слова. — Только не вышло до ума довести, все вверх тормашками полетело...
— Что полетело?
— Да все! Кто-то вмешался, возникли новые интересы... Вы в курсе, что Лисецкий Гозданкера из банка погнал? Слышали уже? То-то и оно. Дал ему пинка под зад. Был Гозданкер — и нету. Отсутствует. Его, беднягу, аж инсульт хватил. Вчера в больницу загремел. Говорят, всю правую часть парализовало. Не знаю даже, поправится или инвалидом останется.
Глаза Храповицкого опять мстительно блеснули.
— То есть вы остались ни с чем?
Лихачев притворно вздохнул. Он видел, что Храповицкий заглотил наживку, но еще не верит ему до конца.
— Ну не совсем, — признал он как бы неохотно. — Кое-что, конечно... да... успел, так сказать... на лету... Но в целом — нет... Не озолотился.
Они оба произносили вслух лишь часть фразы, а другую часть показывали мимикой и жестами.
— Отчего же такие перемены случились?
— Говорю вам, понятия не имею! Но теперь Москва напрямую вашим делом руководит, нас за исполнителей держат! — раздражение в его голосе показалось Храповицкому искренним. — Оттуда все команды идут. Кстати, о том, что губернатор теперь Бориса Николаевича поддерживает, тоже слышали? — вдруг спросил он.
— Лисецкий поддерживает Ельцина? Быть не может!
— Сегодня днем по телевизору выступил. Целый час рассказывал, как нужно сплотиться в трудную минуту вокруг нашего дорогого президента, забыть про личные амбиции, ну и так далее... Коммунистов ругал, Лужкова крыл... Да вы еще увидите: вечером непременно повторят. У вас ведь в камере есть телевизор?
— Вот уж действительно перемены! Еще недавно он мечтал стать президентом, никаких возражений не слушал...
— А теперь уже не мечтает, — подхватил Лихачев. — Почему? Что там у него в поездке не заладилось? Полетел чукчей за себя агитировать, а вернулся сторонником Бориса Николаевича. На сто восемьдесят градусов разворот! Чудеса. А знаете, с кем он там тайный совет держал? Не догадываетесь? С Либерманом, с Марком, из «Русской нефти», представьте себе. Встретились они где-то в Ха-кассии, будто ненароком. Всех посторонних спровадили, о чем-то долго шептались. Что промеж себя решили, они, конечно, никому не доложили, но с этого момента катавасия и пошла! Поездку губернатор свернул, раньше срока в Уральск прилетел. Штаб в Москве распустил, о прежних планах даже не заикается, сочинил какую-то байку, будто Ельцин его в Кремль зовет, чуть ли не в вице-президенты. Все понимают, что сказки, для отвода глаз, а вот подлинной причины никто не ведает. Каково?
Как бывший офицер КГБ Лихачев знал: чтобы сломать противника, надо сбить его с толку, запутать. Не нужно врать напропалую, лучше держаться ближе к фактам, немного подгибая их в выгодную сторону: но главное — ничего не объяснять. Пусть сам гадает. Именно так Лихачев сейчас и поступал: нагнетал, говорил загадками, сваливал в одну кучу никак не связанные между собой события.
Храповицкий изо всех сил старался понять, где правда, а где вымысел, что происходит на самом деле. За интонацией генерала он следить не успевал, тем более что слова Лихачева подтверждали худшие опасения: Лисецкий его продал. Храповицкий пока еще не представлял всей картины, детали оставались неясны, но неприглядная суть проступала отчетливо.
