— Не совсем так. Мы обо всем договорились с судьей, но Лихачев вдруг выпустил Пахомыча по собственному желанию, накануне заседания. Тогда я не стал в этом разбираться. Все были уверены в победе, и я решил, что Лихачев, не желая проигрывать в суде, сделал хорошую мину при плохой игре. Но сейчас я допускаю, что все обстояло иначе.
— А чего гадать?! — прервал меня Виктор. — Давай его сейчас выдернем да спросим. Вот смеху будет, если он Храповицкого вкозлил! Родственничек, мать его! Подожди меня здесь, я быстро.
Он появился минут через тридцать, одетый и выбритый. В руках он держал какую-то большую коробку. Уже в «Хаммере» он поставил коробку мне на колени.
— Гляди, чего я у Витюши раскопал, — похвалился он.
На коробке было написано «Юный радист», и в ней
я обнаружил детский набор, состоявший из больших пластмассовых наушников ярко-желтого цвета и такого же прибора, который имел отдаленное сходство с рацией. Наушники были бутафорскими и звук не пропускали, а прибор работал от батарейки и имел одну ручку. При ее повороте он начинал пищать, а огромная стрелка скакала по шкале.
— Зачем тебе это? — спросил я Виктора с недоумением.
— Так надо, — загадочно ответил Виктор. — Пытать Пахомыча будем. Я еще провода прихватил. Не одному же Лихачеву допросы устраивать.
Перспектива пыток Пахома Пахомыча явно вдохновляла Виктора.
— Кстати, о Лихачеве, — усмехнулся он. — Кажись, я догнал, почему они с Храповицким сцепились.
— Почему?
— Да потому что оба — рисовщики. Для них смысл жизни в том, чтобы понты колотить. Вот и зарубились, как два павлина, у кого хвост пышнее! Это ж надо, какое кино тебе Лихачев прокрутил! А зачем? Только для одного — для рисовки. Ему охота, чтобы им восхищались, говорили, какой он гениальный. Видать, он лишку в ЧК пересидел, там же работа тихушная, все засекречено, а теперь на свет вылез и славы ему захотелось. Эх, зря ты его отшил! Потерпеть не мог, что ли?! Нужно было втереться к нему в доверие. Он бы хвастал, а ты бы поддакивал — глядишь, мы бы что-нибудь и выведали.
— Как ты себе это представляешь? Он бы со мной откровенничал, а я бы тебе передавал?
— Ну, да. А как еще? Не наоборот же!
— Из меня шпион не получится.
— Вижу, — отозвался он с сожалением. — Поэтому у тебя и денег нет. С другой стороны, был бы ты шпионом, глядишь, и меня бы продал. Шпионы все рано или поздно перекручиваются. Уж я-то знаю.
— Потому что сам такой? — предположил я, раздраженный его замечаниями.
Он не обиделся.
— Наверно, — ответил он, потягиваясь. — И сам такой, и вокруг меня все такие.
2
Пахома Пахомыча доставили к семи часам вечера в наш спортивный комплекс, в директорский кабинет, который заняли мы с Виктором. Чуть раньше мы провели здесь рабочее совещание с Савицким, обсуждая детали предстоящей эвакуации наших подчиненных.
Пахом Пахомыч был неузнаваем. Он сильно похудел, словно после тяжелой болезни, и объемная коричневая куртка, бывшая когда-то ему тесноватой, теперь болталась на нем кое-как, придавая неопрятный вид. Лицо его было нездорового желтого цвета, с темными кругами под потухшими глазами. Он непрерывно шмыгал носом, и его воинственные усы уже не топорщились с прежней агрессивностью, а безвольно свисали вниз.
Войдя, он моментально попал в тиски объятий Виктора. Пахом Пахомыч снес начальственную ласку безответно и лишь сдавленно хрюкнул.
— Ты нам не рад, что ли? — осведомился Виктор, отпуская его и делая вид, что обиделся.
— А чего радоваться? — буркнул Пахом Пахомыч.
Похоже, его дурные манеры лишь усилились под воздействием перенесенных невзгод. Впрочем, радоваться ему и впрямь было нечего.
— Садись, — указал ему на стул Виктор.
— Нет, — замотал головой Пахомыч, оставаясь на безопасной дистанции, поближе к выходу. — Я на минутку заскочил. У меня дел полно.
— Чего у тебя полно? — переспросил Виктор таким тоном, словно сама идея о наличии у Пахома Пахомыча каких-либо дел представлялась ему абсурдной. — К Лихачеву, что ли, торопишься?
— Почему это к Лихачеву? — сразу ощетинился Пахом Пахомыч.
— А потому что Лихачев все знает! — сурово отрезал Виктор.
Пахом Пахомыч отшатнулся.
— Что он знает? — испуганно спросил он.
— Все! Явки, пароли, секретные телефоны. Где деньги держим, о чем мы говорим между собой.
— Да я с вами ни о чем не говорил! — выпалил Пахом Пахомыч. — Я вас вообще первый раз вижу.
Виктор в восторге хлопнул в ладоши.
— Слыхал, Андрей?! — воскликнул он, призывая меня в свидетели. — Вот завел Храповицкий родственничка! С ходу от всех открестился!
— Я хотел сказать, с тех пор как Володю взяли, — принялся оправдываться Пахомыч, но Виктор его перебил.
— Значит, ты подверждаешь, что от нас бегаешь! Так?
— Нет! — промычал Пахом Пахомыч. — Я не...
— От нас прячешься, — неумолимо перебил Виктор. — А с другими людьми ты почему-то общаешься. Дела с ними имеешь.
— Ни с какими людьми я не общаюсь! С чего ты взял? Только с Соней.
— А Соня, по-твоему, не человек? — тут же ухватился Виктор.
— Соня? — растерялся Пахом Пахомыч. — Соня мне жена.
Чувствовалось, что он затрудняется квалифицировать родовую принадлежность Сони.
— Лихачеву известно даже то, из-за чего ты скандалишь с Соней, — продолжал нагнетать Виктор.
Это, разумеется, была метафора, которая должна была показать исключительную осведомленность генерала. Но Пахом Пахомыч воспринял ее буквально.
— Быть не может! — вытаращился он. — Ко мне Савицкий специалистов присылал квартиру чистить от всяких прослушек. Но мы с Соней на всякий случай уже перестали словами говорить, только записки друг другу пишем. Даже когда ругаемся. Что же, по-твоему, он мне видеокамеры установил?
— Дело не в видеокамерах, — возразил Виктор, раздражаясь его непонятливостью. — А в том, что кто-то стучит в налоговую.
Пахом Пахомыч нервно шмыгнул носом.
— Кто-то очень близкий, — прибавил Виктор зловеще.
Пахом Пахомыч не выдержал.
— Это не я! — закричал он. — При чем тут я?!
— Да я на тебя и не думаю, — Виктор несколько ослабил натиск.
— Думаешь! — кричал Пахом Пахомыч. — Еще как думаешь! Только почему всегда я у вас крайний? Может, это ты все Лихачеву выбалтываешь?
На секунду Виктор опешил от его дерзости.
— А зачем я буду передавать Лихачеву, как вы с Соней собачитесь? — спросил он после паузы.
