— С него тоже можно гарантии взять, — запротестовал Пономарь, довольно, впрочем, вяло.
— Какие ты с него гарантии потребуешь? — наседал я. — Расписку кровью?
— Пока он дело не закроет, ни копейки не получит! — пригрозил Виктор. — Это наша главная страховка.
— То, что не дадим ему мы, он получит с Гоздан-кера, — сказал я. — Хотя не думаю, что в этом деле для него деньги — главное.
— А что же еще? — не согласился Пономарь. — Бабки срубить и Храповицкого по носу нащелкать. Ради этого все и затевалось.
Я молча, гримасой выразил свое несогласие.
— Ты думаешь, он обманет? — пытливо посмотрел на меня Виктор.
— Уверен, что обманет, — кивнул я. — Спорить могу.
— А ты сам-то что предлагаешь? — теряя терпение, огрызнулся Пономарь. — Послать его подальше?
— Я считаю, что если он не изменит условий, то нет смысла продолжать переговоры. По сути, он требует от нас капитуляции.
— А кто нам мешает согласиться для вида, а самим втихаря делать, что хотим?— хитро прищурился Виктор.
— Я, например, буду здесь встречаться с Лихачевым, а Андрей в это время рванет в Москву? Андрей сейчас у нас не работает. Кто ему прикажет? Какой с него спрос?
— Так не пойдет, — категорически отрезал Пономарь. — Если Андрей начнет в Москве дергать больших людей, Лихачев сразу узнает. И крайним окажусь я. Нет, это плохой вариант. Если я ему за вас ручаюсь, значит, уже я отвечаю, вы не должны меня подставлять.
В комнате повисло молчание. Каждый искал выход из положения сообразно своим представлениям. Виктор допил виски и налил еще.
— Как-то боязно под его предложениями подписываться, — с тяжелым вздохом признал он. — Все равно что в прорубь нырнуть. С другой стороны, сейчас все так плохо, что хуже вроде бы и не бывает...
— Если мы сдадимся, будет хуже, — заверил я.
— Мое мнение, что решать надо здесь, в Уральске, — продолжал рассуждать Виктор. — Договориться с Лихачевым важнее, чем с Москвой. А то вдруг он начнет тут массовые аресты? Люди потекут. Мы будем в столицу мешками возить капусту, а он вагонами слать новые материалы. Да еще подстроит что-нибудь! Вот и гадай, чья возьмет? Между прочим, когда он обещает Храповицкого отпустить?
— Он сказал, что тянуть не будет, — с готовностью ответил Пономарь. Он явно был заинтересован в сделке с Лихачевым. — Как только вы даете слово и платите ему аванс, Володя будет на свободе.
— Вот как? — заметил Виктор. — Что ж, это уже лучше.
— А Храповицкий тоже становится участником этой сделки? — поинтересовался я. — Я имею в виду, он тоже обязан выполнять лихачевские инструкции?
— Само собой, — подтвердил Пономарь. — Вы за него гарантируете.
— Если он выпускает Храповицкого, то нам уже становится легче, — повторил Виктор.
— Но ведь дело против нас он не закроет, — попробовал остудить его я. — Значит, он по-прежнему сохраняет за собой возможность нас кинуть. У него на руках все козыри. Для него эта война — глубоко личная. Он слишком ненавидит Храповицкого, да и нас всех.
— Хватит привередничать, — остановил меня Виктор. Похоже, он принял решение: — Я тоже от этого варианта не в восторге, но жрать будем, что дают, а не что желаем, иначе вообще на бобах окажемся. Надо же трезво смотреть на вещи.
Призыв смотреть на вещи трезво в устах Виктора прозвучал несколько вызывающе. Не утерпев, я встал.
— Я не стану сложа руки наблюдать, как Лихачев точит нож, которым он будет нас резать, — объявил я. — Если вы соглашаетесь на его требования, значит, я отделяюсь и действую по своему усмотрению.
— Вот это номер! — вскинулся Пономарь. — А зачем же я тогда вообще в эту возню с Лихачевым втравился, если у вас каждый за себя решает?
Лицо у Виктора сделалось недобрым.
— Пока еще я здесь командую! — с нажимом произнес он.
— Не мной, — напомнил я.
Он полоснул меня косым взглядом, сделал несколько коротких злых затяжек и раздавил сигарету в пепельнице. Он не мог меня заставить подчиняться, он понимал это и бесился. Ему нужно было на ком-то сорваться.
— Кстати, Сань, а ты с Владика за крышу получал? — неожиданно спросил он как бы между прочим. — Ты же столько раз за него впрягался. Чай, не даром?
Пономарь вспыхнул и издал протестующее восклицание.
— Только не ври, — предостерег Виктор. — Все равно потом выплывет.
Пономарь исподлобья глянул на него и ощетинился.
— Какая тебе разница? — огрызнулся он. — Это не твое дело!
— А чье, если не мое? — возразил Виктор. — Деньги-то там мои застряли!
В дверь легко постучали.
3
— Не помешаю? — Диана стояла на пороге, переводя вопросительный взгляд с одного лица на другое.
— Проходи, — отозвался Пономарь, вскакивая. — Выпьешь чего-нибудь? Шампанского хочешь?
Ее появление разряжало накалявшуюся атмосферу и было как нельзя более кстати. Кажется, даже Виктор обрадовался, ибо вряд ли он собирался ссориться с Пономарем по-настоящему.
Диана отказалась от шампанского и опустилась на небольшой диванчик сбоку от стола. Я невольно скользнул глазами по узкой изящной коленке, показавшейся из-под длинной юбки. В черных туфлях с круглыми носами на высоком каблуке ее ступни и лодыжки казались совсем миниатюрными, почти игрушечными.
— Мне нужно посоветоваться, — проговорила Диана в явном затруднении.
— Давай, конечно, — галантно подбодрил ее Пономарь, всегда готовый взять под покровительство одинокую красивую девушку, даже двух.
Она машинально придвинула к себе пустой бокал и принялась водить пальцем по его краю.
— Дело в том, что мы прожили с Владиславом два года, — Диана тщательно подбирала слова, то и дело останавливаясь. — Вместе. Я хотела спросить... Одним словом... — она смешалась и закончила еле слышной скороговоркой: — В общем, могу ли я рассчитывать на долю в его наследстве?
Пономарь оторопел.
— На что рассчитывать? — переспросил он.
— Я понимаю, сегодня не самый подходящий день, — поспешно добавила она.
— Ты насчет поминок, что ли? — развязно хмыкнул Виктор. — Да брось, фигня все это. Делюга прежде всего. Ты мне только вот что скажи: вы официально были женаты или так?
В отличие от меня он рассматривал ее, не стесняясь, с ног до головы. Ее раскосые глаза сверкнули.
— Какое значение имеет штамп в паспорте?
— Для меня лично никакого, — признал Виктор. — А для закона большая разница, официальная ты жена или просто сожительница.
Дело, разумеется, было не в законе, а в том, что Виктор, любивший унижать людей, не мог пройти мимо столь редкой возможности. Диана понимала, что он нарочно ее цепляет, и мужественно не замечала его грубости.
