Он сел в машину и лихо тронулся с места. Злопамятный Разбашев подождал, пока Лисецкий отъедет подальше, и почтительно тронул Ельцина за рукав.
— Конференция у нас будет проходить в другом здании, — проговорил он.
Президент послушно двинулся к выходу, за ним потянулась вся свита. Лисецкий, увлеченный вождением, слишком поздно спохватился, что остался один. Вместо того чтобы развернуться или сдать назад, как это сделал Ельцин, он, засуетившись, поспешно затормозил, выскочил наружу и бросился в погоню. Ельцина и Разбашева губернатор настиг уже у дверей цеха.
— Я смотрю, вы про спорт не забываете, — ядовито заметил Разбашев запыхавшемуся губернатору.
Журналистов в конференц-зал не пустили: обсуждаемые вопросы не предназначались для прессы. Ельцин, Разбашев, Лисецкий, Силкин и министр промышленности прошли за стол президиума, на сцене. Остальные в свободном порядке рассаживались внизу, вперемежку с администрацией завода, приглашенной на встречу. Наша троица расположилась на галерке.
Первым на трибуну поднялся Разбашев. Из его доклада следовало, что положение завода в настоящее время — катастрофическое. На предприятии висел колоссальный долг перед государством, погасить который в обозримом будущем было не реально. Завод не мог расплатиться с поставщиками комплектующих деталей, энергетики грозили ему отключением электричества, задержки по зарплате нарастали. Короче, автогигант задыхался.
Суммы Разбашев называл такие, что даже Боня, видавший виды, недоуменно крутил головой. С трудом верилось, что предприятие, выпускавшее около семидесяти процентов продаваемых в России автомобилей, могло из года в год приносить одни убытки.
Разбашев, до предела сгустив краски, закончил предложением списать с завода задолженность по налогам в полном объеме и еще инвестировать два миллиарда долларов из государственного бюджета в реконструкцию производства.
Боня подскочил от возмущения.
— Ни фига себе! — горячо зашептал он. — Вот конченый! А он случайно не хочет, чтобы английская королева ему голая на столе танцевала? Завод, выходит, его собственность, а деньги на него должно государство давать?!
Автозавод действительно был одним из первых крупных предприятий страны, подвергшихся приватизации. Контрольный пакет акций был тут же приобретен администрацией, которая через подставные фирмы продолжала скупать у рабочих их ваучеры. Главным акционером, то есть владельцем, был Разбашев. Правда, в последнее время, когда обстановка на заводе резко ухудшилась, поползли настойчивые слухи о возможности возвращения завода государству или, по крайней мере, поиска более эффективного собственника. Но разговоры шли, а все оставалось по-прежнему.
Признаюсь, мне, как и Боне, пожелания Разбашева показались нескромными, что отнюдь не помешало ему закончить речь под энергичные аплодисменты своих подчиненных. Его место на трибуне занял Силкин, который минут десять надрывно твердил, что завод является градообразующим предприятием Нижне-Уральска, и его упадок означает гибель для города с миллионным населением.
Выступления других ораторов не добавили ничего нового. Смысл звучавших речей, если очистить их от сложных экономических выкладок и эмоций, сводился к двум простым словам: дайте денег. Думаю, эту просьбу в России вполне можно рисовать на транспарантах вместо пышных приветствий начальству, ибо это единственное, что от начальства ожидается.
Некоторое разнообразие, правда, внес губернатор, высказавшийся в том смысле, что помогать заводу, конечно, необходимо, но лучше делать это не напрямую, а через областную администрацию. Никто даже не улыбнулся.
В том, что касалось бедственного положения завода и его долгов, докладчики, увы, говорили чистую правду. Флагман российского автомобилестроения действительно стремительно летел в пропасть банкротства. Однако о главной причине кризиса никто не обмолвился и словом, хотя она была простой, как огурец. Завод грабили все кому не лень. Он был похож на урожайное поле, пожираемое голодной саранчой.
Каждый из директоров, которых насчитывался не один десяток, немилосердно раздувал штат своего департамента, набивая его родственниками, друзьями и любовницами. Несметный управленческий аппарат сидел в отдельных зданиях, получал высокие оклады и премии, обеспечивался транспортом, охраной и средствами связи. Содержание такой армии бездельников существенно увеличивало накладные расходы и стоимость автомобилей.
У каждого из заводских начальников имелись собственные фирмы по продаже заводской продукции, оформленные либо на детей, либо на жен, либо на любовниц. Эти фирмы получали машины с огромными дисконтами, а продавали уже без дисконтов. Зачастую дети и любовницы действительно брались руководить деятельностью предприятий. Как правило, это заканчивалось крахом, а перед заводом образовывались невозвратные долги.
На заводе давно хозяйничали бандиты, и ни один автомобиль не отгружался без оплаты установленной пошлины. Бандиты ловко пользовались жадностью заводского начальства и их родственников. За взятки и откаты огромные партии тачек отпускались фирмам-однодневкам, которые после этого бесследно исчезали.
Я следил за Ельциным, пытаясь по его лицу угадать, о чем он думает. Он хмурился, надувался, гримасничал, но кивал. Со стороны казалось, будто он ломает себя, соглашаясь по необходимости, через силу. Когда объявили его имя, он подошел к трибуне и, навалившись на нее, медленно оглядел зал. Присутствующие затаили дыхание в ожидании приговора. От решения президента, известного своей непредсказуемостью, зависела их судьба.
— Завод мы не оставим, — медленно и твердо проговорил Ельцин. Зал с облегчением выдохнул. — Не оставим, — повторил президент, болезненно кривясь. — Он нам нужен. — Ельцин сжал губы, помолчал и поправился: — Он нужен всей России.
Раздался шквал аплодисментов. Заводские генералы не скрывали своего ликования. Торжествующий Разбашев бросился обниматься с Лисецким.
— А дед представляет, сколько у Разбашева домов за границей?! — с досадой вырвалось у Бони. — Или сколько у него бабок в Швейцарии?
Чувствовалось, что чужое везение наполняет его горькой обидой.
— Ты же сам говорил, что он все знает, — напомнил ему Артурчик. Бонина реакция его забавляла.
— Эх, — безнадежно махнул рукой Боня. — Все они одним миром мазаны. Деду сейчас главное переизбраться, Разбашеву с Березовским — еще пару арбузов спереть напоследок, пока деда не погнали. А что через год с заводом будет или со страной, им всем по барабану.
— Что касается Бориса Николаевича, то ты не прав, — заступился за президента Артурчик. — Он очень за страну переживает, хотя, конечно, по-своему. Просто в России даже экстрасенсы на год вперед боятся загадывать.
2
Не знаю, как с точки зрения большой политики, но во всех прочих отношениях прогулка на катере по Уралу в ноябре была исключительно дурацкой затеей. Представьте промозглый сумеречный осенний вечер, пять градусов тепла, мрачное небо в тяжелых тучах, мелкий дождь и неприветливую мутную реку. Порывистый пронизывающий ветер гнал грязные свинцовые волны с седыми гребнями.
