— И что, по-твоему, тогда случится? — спросил я с любопытством. В его безумии была своя последовательность.
— Ну, всех последствий даже я рассчитать не могу, — ответил Владик важно. — Возможно, государство откажется платить по своим обязательствам. Не знаю уж, по всем или только по внутренним. В любом случае рубль обвалится. Доллар будет стоить в десять раз дороже, чем сейчас. Банки остановятся. Начнется паника. Тогда и придет мое время. Наше с тобой время. Все эти кретины, которые тащили мне свои вклады и полтора года пили водку в убеждении, что я буду работать за них и приносить им триста процентов годовых, взвоют. Они будут умолять вернуть им хоть что-нибудь. Без всяких годовых. И я начну возвращать. Все в тех же рублях, которые они приносили и которые тогда уже превратятся в бумажки. Я даже, может быть, заплачу им какие-нибудь проценты. Не всем, конечно. А таким, как Храповицкий. Или Косумов. И они будут целовать мне руки и рыдать от благодарности. Потому что все остальные вообще им платить не будут. Ни копейки. Их все обманут. Понимаешь? Я верну им только десять процентов от их собственных денег и сразу стану героем!
Он самодовольно рассмеялся.
— Все это ты вполне сможешь провернуть и без меня, — сказал я, пожимая плечами.
— Не могу! — угрюмо отозвался Владик. — Если бы мог, я бы к тебе не обращался. Мне нужно продержаться полтора года. Я ведь сейчас перекручиваюсь изо всех сил. Ты же понимаешь, какие люди мне деньги несут! Бандиты. Банкиры. Попробуй откажи им, когда они являются за своими процентами! Ты бы смог. А я — нет. Я особенно банкиров ненавижу, — проговорил он с ожесточением. — Ведь отлично знают, что триста процентов невозможно открутить, а лезут. Пользуются тем, что мне их деньги позарез нужны! Наркотиками я, по их мнению, занимаюсь, что ли? И каждый месяц интересуются, как идут дела! Ты даже не представляешь, как иногда мне хочется их всех кинуть! Я ночами не сплю. Я придумал эту схему с машинами. Если вычесть все взятки, которые мы раздаем руководству Автозавода и все откаты бандитам, то она кое-что приносит. Но не триста, конечно, процентов. Даже не сто. В основном ее преимущество в том, что она позволяет перекручиваться из денег лохов. Когда лохам объясняют, что Автозавод задерживает очередную партию машин, они готовы ждать. Это дает выигрыш во времени. Но, по сути, мне постоянно приходится балансировать у края пропасти. Я, конечно, тебе внутренние секреты открываю, но ты умный человек и так бы обо всем догадался. Да об этом все догадываются! Все! — его голос сорвался на крик. — Просто все надеются, что они заберут свое, а лохи пролетят. А я за все останусь в ответе. А я так не хочу! Не хочу!
— Но ты же не мог не понимать этого с самого начала?
— Полтора года! — повторил он в отчаянии, как шаманское заклинание. — Только полтора года! И я продержусь! Просто мне нужно привлечь дополнительные средства. Причем средства обычных вкладчиков. Лохов. Которые терпеливо ждут. Не забывай, что с конца девяносто шестого года все свободные деньги мы должны будем держать в долларах. Никаких рублевых операций. Все может рухнуть в любой день. А это означает, что не только трехсот процентов, но и десяти годовых заработать будет невозможно. К тому моменту, когда все взорвется и мы расплатимся со всеми по рублевому курсу, у нас с тобой должно остаться миллионов по пять долларов наших собственных денег.
— Ты же говорил — по пятьдесят? — педантично напомнил я.
— А вот это уже вторая часть моего плана. Когда обвал произойдет, первыми остановятся заводы. Они и сейчас-то на ладан дышат, а тогда они сразу умрут. Вот их-то мы и купим за бесценок. Три-четыре завода, не больше. Точечно. Не какие-нибудь гиганты, которые у всех на виду и за которые уже сейчас дерутся. Это мы не потянем. А маленькие дохленькие заводики. — Владик с удовольствием потер руки.
— А зачем нам маленькие дохленькие заводики?
— А затем, что потом они поднимутся быстрее. Я же не вообще про заводы говорю, а про особенные заводы.
Про два целых четырнадцать сотых процента. Ты знаешь, что в России до сих пор существуют предприятия, которые выпускают продукцию на экспорт? Специализированное оборудование. Ну, скажем, подшипники для «Боингов»? Я сейчас условно выражаюсь, для примера. Все-таки я не могу называть тебе все открыто, пока мы еще не договорились. Но этот список у меня есть. Я над ним год трудился. Акции этих заводов роздали их коллективам. Я уже потихоньку начал скупать их у работяг, но это дело будущего. И когда доллар будет стоить сорок рублей, мы превратимся в миллионеров. Потому что с нами за нашу продукцию будут расплачиваться долларами. По западным ценам. А рабочая сила нам не будет стоить ничего. Как и все остальные накладные расходы. Газ, электричество и прочее.
— Ты считаешь, что всеобщая нищета продлится десятилетия?
— Нам не надо десятилетия. Нам надо пару лет. За это время мы успеем эти заводы поднять. Маленькими предприятиями легко управлять. Они не требуют таких затрат, как гиганты. И вот через четыре года мы с тобой олигархи. Тебе уже не нужно будет выбирать губернаторов. Ты сам сможешь выбираться губернатором. Если, конечно, захочешь. Теперь-то ты понял наконец, какую махину я тебе предлагаю? Понял?
Он вновь встал и расправил плечи.
— Мне надо подумать, — ответил я осторожно. — Я так сразу не могу.
А что еще я мог ответить? Он бредил. И он верил своему бреду. Мне почему-то было его безумно жалко.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Тем же вечером Александр Федорович Сушаков, более известный губернской общественности под прозвищем Пономарь, разливал водку в хрустальные рюмки и беспокойно елозил по креслу в ожидании неприятного для него разговора. В другом кресле, напротив него, вальяжно развалившись и закинув ноги на журнальный стол с фруктами, полулежал его старинный приятель, а ныне партнер Храповицкого Виктор Эдуардович Крапивин. Они сидели в гостиной большого загородного дома, принадлежащего Пономарю.
Посреди гостиной стоял большой обеденный стол с разнообразными блюдами, дорогими винами и коньяками. Но друзья сидели поодаль и пили водку, причем закусывали ее дешевой колбасой. Они всегда так поступали, когда собирались вместе. В память о былых временах, когда они еще были не миллионерами, а трудились рядовыми торгашами и пивниками за замызганными прилавками и барными стойками, мечтая разбогатеть.
Располагался дом неподалеку от леса, минутах в сорока езды от Уральска, на краю пригородного поселка. От покосившихся ветхих избушек его отделяла дорога, недавно заасфальтированная стараниями Пономаря. Весь огромный участок, усаженный деревьями, был обнесен высоким забором, дабы избавить хозяина от назойливого любопытства обнищавших в последние годы аборигенов, которых Пономарь третировал как своих крепостных.
Две стены в гостиной были увешаны иконами, среди которых встречались и подлинные редкости семнадцатого и даже шестнадцатого века в серебряных окладах. Пономарь не был религиозным человеком, но своей коллекцией, которую он начал собирать еще в советские времена, очень гордился. Кроме икон тут повсюду стояли начищенные самовары. Их Пономарь тоже коллекционировал, считая антиквариатом.
